совсем не важно. Главное, сам придумал, сам отстоял свой план, сам же и воплотил в жизнь. Что может быть лучше?

Лучше, если честно, могла бы стать ночь… Бесконечный обстрел выматывал. Грохот, ядра, крики тех, кого задело осколками. Вроде бы и нет прямых попаданий, но то тут, то там появлялись раненые, которых спешно оттаскивали назад. В узловых точках обороны стояли не только штабы с подкреплениями, но и фельдшерские пункты. И снова ядра, бомбы, крики! Кажется, на этот раз крики радости — значит, снова попали по плавучим батареям.

Я вскинул подзорную трубу и как раз успел во всех деталях разглядеть поднявшийся до небес столб воды. Это сработала одна из мин. Мы их больше ставили на подходах к крепостям и входу в пролив — где врагу их точно не избежать — но и на дальних подступах встречались «полянки». Вот на одну такую и заплыли плавучие батареи. И что нашим пятидесяти килограммам пороха какие-то стальные листы — их вынесло вместе с огромным куском корабля. Уже и так пострадавший «Конгрив» на мгновение замер, а потом, словно пловец, резко нырнул боком вниз и скрылся под водой. Шипение…

— Всем на «Пигалицы»! С ракетами! Заходить со стороны подбитого! — я отдал приказ еще до того, как вода и разгоряченный котел встретились.

Несколько секунд тишины, а потом на поверхность вылетело целое облако пара — какое там нашим дымовым шашкам. На несколько минут, пока ветер не разогнал все это по разным концам Эгейского моря, передовые позиции вражеского флота оказались ослеплены. Минута, другая… Как же медленно тянется время у нас и как же быстро оно течет у врага. Я видел, как белая пелена начала расходиться, а самолеты только поднимались в воздух. И это при том, что одна эскадрилья на всякий случай была под парами!

Мелькнула мысль остановить их, но… Сейчас всем защитникам была нужна пауза, и именно мы могли ее обеспечить. Заход на цель! Я видел «Пигалицу» Лешки, которая набрала высоту, а потом резко пошла вниз. Резко — насколько это возможно, чтобы не свалиться в штопор. Десять секунд, двадцать — пуск. Сквозь белую пелену ракеты устремились в сторону врага.

— Ваше благородие, но ведь они ничего не смогут сделать вражеским кораблям? — тихо просил Прокопьев, тоже замерший рядом.

— Не смогут. Но враги-то не знают, — я сжал кулаки, следя за передвижениями противника. Пошли вспышки попаданий, и вот часть коммандеров и капитанов выкрутили рули, решив уйти в сторону.

И это рядом с нашим минным полем! Шансы, что сейчас на дно отправится кто-то еще, резко выросли, но… Длинный протяжный гудок с «Британии» разом остановил все метания. Словно забыв про опасности и смерть, броненосные батареи вернулись в строй, а потом медленно и неспешно бросили якоря, позволяя лодкам и малым судам расчистить море вокруг них.

— Кто бы ни командовал флотом, он хорош, — я недовольно поморщился, а потом бросил взгляд на бухты в Узостях.

Там стояли наши корабли, готовые в случае хорошей возможности или погоды вступить в бой. Сначала их хотели поставить по местной традиции как плавучую батарею, но потом покрутили разные варианты и поняли, что как отдельный готовый к бою кулак они принесут больше пользы. Даже не вступив в бой, они всегда будут висеть над душой англичан и французов, заставляя нервничать и поглядывать в эту сторону.

Так и вышло. Опасаясь налета на свои замершие батареи, союзники подвели ближе к берегу и корабли поменьше. Это гарантировало конец нашему флоту, если он покажется в открытом море, но и враг подставился. Пушки-то продолжали стрелять, и еще с десяток кораблей обзавелись дырками в бортах. А потом все-таки наступила ночь.

Мы восстанавливали укрепления и обновляли минные постановки, враг зализывал раны и эти самые мины искал. А потом рассвет, и уже с семи утра новые ядра полетели в нашу сторону. Мои пилоты успешно остановили канонерские лодки, которые хотели было погулять вдоль берега, а то и по нашим тылам. Но этот успех почти не ощущался на фоне главного натиска. Да, мы держались, да, не давали врагу спуску, но обстрел не прекращался. Казалось, в воздухе было больше гари и дыма, чем кислорода, но все держались.

Третий день — то же самое. Почему-то невольно вспомнилось наше островное сидение: тогда мы тоже дали врагу прикурить, и он, несмотря на все преимущество, не мог прорваться вперед, но… Как и тогда, надежд на победу без помощи со стороны было немного. Я иногда летал вторым номером, чтобы следить за обстановкой и с неба, и тогда видел, как к Михаилу часто подходили самые разные офицеры. Я не слышал разговоров, но прекрасно представлял, о чем идет речь. Каждому хотелось понять, когда нам ждать подкрепления из Севастополя, из столицы… Увы, четвертый сын царя ничего не мог сказать.

Четвертый день, пятый. Враг уже полностью снес внешние форты и начал продвигаться к проливу, расстреливая издалека минные постановки. Мы же расстреливали его, используя кочующие батареи. Руднев и его бронированные машины вступили в игру: они появлялись то тут, то там, стреляли и сразу отходили. Попадания были, враг отводил поврежденные корабли назад, но вот отправить кого-то на дно пока не получалось.

Шестой день. Очень хотелось плюнуть на всю эту осторожность, тактику и стратегию, но мы ждали… С нашими силами нельзя было открываться первыми, и вот враг не выдержал. Этим утром почти все вражеские транспорты под прикрытием фрегатов и «Суфренов» пошли в сторону западного побережья Галлипольского полуострова. Они решились на высадку десанта, пока броненосцы и крупные корабли линии продолжали продавливать нашу оборону в лоб.

— Опять в Габа-Тепи будут высаживаться? — Прокопьев, как всегда, был рядом.

— Может, и что-то другое выберут, это не важно, — я прокручивал в голове все планы, что у нас были заготовлены на такой случай. — Главное, что они разделились, в то время как мы сохраняем возможность ударить всеми силами в одном месте. И теперь нужно будет выжать все из этого момента.

— Подождите… — мичман замер, заметив неожиданное сообщение с дежурной «Пигалицы» на востоке.

«Седьмой борт, шестая эскадрилья», — я вспомнил все розданные сегодня полетные задания.

Этот должен был лететь в сторону Балак-Хисар, ближайшего крупного османского города на востоке. По информации Дубельта в санжаке Кираси после 30-х и 40-х нашли себе приют много черкесов, что до этого воевали с нами. А еще там же на юге была