Он даже вспотел, занимаясь такой, казалось бы, несложной работой. Теперь нож снова надо закрыть, иначе развернуть его не удастся. Он подставил один палец под лезвие, чтобы оно не щелкнуло, увлекаемое мощной пружиной. Вскоре эта операция была завершена. И пришлось начинать сначала. Но теперь он был уверен, у него получится. Пальцы слушались плохо: кровь к кистям почти не поступала, поэтому каждое движение давалось ценой огромных усилий. И все-таки ему удалось! Лезвие оказалось открытым и было направлено прямо ему в живот.

Напрягая руки, чтобы еще больше натянуть стягивающий запястья шнур, Егор стал водить лезвием взад-вперед. «Погоди, не торопись», – успокаивал он сам себя. Действительно, необходимо взять тайм-аут. Он вздохнул, продолжая сжимать нож вспотевшей ладонью. Просидев так минуты две, снова принялся за дело. Самое главное, чтобы никто ничего не заподозрил. Иначе все пропало. Нельзя показать, что ты двигаешь руками. Это было самое трудное.

Наконец он почувствовал, что рукам стало свободнее. Шнур ослаб, но еще продолжал крепко держать запястья. Дав себе еще небольшую передышку, Егор продолжил «пилить». Еще несколько минут – и еще один виток перерезан. Вскоре его руки были свободны. Как ему хотелось бросить нож и растереть запястья, чтобы быстрее возобновить ток крови! Пальцы вдруг закололи миллионы тончайших иголок. Нужно терпеть. Скоро кровь сама восстановит свое движение по капиллярам.

Снова дернулся Белый. Егор замер, но тому было не до него. Белый огладил икроножную мышцу, выпрямился и плеснул водки себе в стакан.

– Хорош пить. – Карагодин собирался остановить его, но вспомнив, что тот ранен, сменил гнев на милость: – Ладно, только не напивайся. – Ну что, полярник, – он с усмешкой посмотрел на Родионова, – добегался? Может, тоже выпить хочешь?

Карагодин сейчас ощущал себя барином, вольным карать или миловать.

– С тобой не хочу, – Егор отрицательно покачал головой.

– Ох, какие мы гордые, – совсем не обиделся Карагодин, – ну-ну.

Он снова развалился на стуле. Эдик с Владом даже не прореагировали на эти короткие реплики, продолжая дремать.

Выбрав момент, когда Карагодин от него отвернулся, Егор резко поднялся и, схватив Эдика за лицо, с силой ударил его затылком о стену. Тот начал сползать со стула на пол. Возвращая руку назад, Родионов поймал за горлышко бутылку, стоявшую на столе и опустил ее на голову Владику. В отключке. Эти два движения заняли у Егора не больше полусекунды. Карагодин успел только повернуть голову на шум, который произвела голова Эдика, едва не разбившая стену. Егор жалел, что не может дотянуться до самого Карагодина – тот сидел слишком далеко.

Моментально оценив ситуацию, Николай Павлович потянулся за пистолетом, думая, что с одним ножом Родионов сделать ничего не сможет. Только Егор на несколько мгновений опередил его. Выпустив «розочку», оставшуюся у него в руках, после того, как он опустил бутылку на голову Владика, он обхватил сидевшего рядом с ним Белого предплечьем за горло и приставил острие ножа к его горлу. Он стоял, заслоняясь Белым, словно живым щитом, одновременно свободной рукой шаря в его кармане, куда, как он видел, тот положил пистолет.

– Не дергайся, – прошептал Егор ему в ухо, прижимая лезвие ножа к его горлу.

Тот и не собирался дергаться. Он безвольно опустил руки вдоль тела, пытаясь сообразить затуманенной головой, что вообще происходит. Родионов вытащил пистолет одновременно с Карагодиным. Пилот начал медленно сползать под стол, чтобы случайно не попасть под пулю. Его эти разборки касались меньше всего.

– Все равно ты никуда не денешься! – прошипел Карагодин. – Ты же сам понимаешь. Брось пушку, будь хорошим мальчиком.

– Все же еще немного я побегаю, – Егор подтащил Белого ближе к выходу, продолжая прикрываться его телом.

Он понимал, что Карагодин не должен был в него стрелять, но лучше было перестраховаться. Освободив горло Белого, он с силой толкнул его в сторону стула, на котором все еще продолжал сидеть начальник охраны, и выскочил за дверь. Здесь, в тамбуре, он приметил швабру. Схватив ее, Егор закрыл дверь и сунул древко швабры в ручку. Попробовал, как работает новый запор. Дверь держалась мертво. Открыв вторую дверь, он выскочил на улицу. Замерев на несколько секунд, дожидаясь пока глаза привыкнут к темноте, Егор рванул к «Ниве», все еще стоявшей у входа в столовую. Он не думал о том, почему «охотники» не уехали, просто не хотел упускать подвернувшуюся возможность.

Подбежав к машине, Егор рванул правую дверцу, которая была ближе. Только теперь он заметил, что в машине кто-то есть. Да и двигатель у машины работал на холостых оборотах. Тем лучше.

Дверь оказалась незаперта, и он запрыгнул в салон.

– Гони, – сунул ствол пистолета в висок мужику, сидевшему за рулем.

Мужик беспрекословно подчинился. Он нажал на газ и рванул с места, будто только того и ждал.

– Не бойся, я ничего тебе не сделаю. А, да вас здесь двое, – он услышал, что кто-то шевелится на заднем сиденье.

– Это мой сын, – сказал водитель. – Если вам в сторону Мирного, можете на нас рассчитывать.

– Вот как? – Егора несколько насторожил такой ответ.

– Это будет лучше, чем если бы вы отобрали у нас машину, – ответил водитель.

Объяснение удовлетворило Родионова, тем более что самому вести машину в его состоянии было бы трудновато. Хоть он и был возбужден удавшимся побегом, но усталость прошедших дней и раны еще давали о себе знать.

Вообще-то все это было довольно странно, но чего только он не видел с тех пор, как отправился на поиски алмазов!

– Меня зовут Вилен Михалыч, – представился водитель, – а это Пашка, сын.

– Егор, – сказал Родионов и опустил пистолет.

Держать оружие перед лицом хозяина машины после знакомства было как-то не очень.

– Вы и правда в Мирный? – поинтересовался Егор.

– Да, – кивнул Яковенко, – собрались вот родственников проведать да поохотиться заодно в тех краях.

– А сами откуда?

– Из Якутска, – все прибавляя скорость, ответил Яковенко.

– За мной может быть погоня, – предупредил Егор.

– Ты, парень, не думай, я не дурак, – ответил Вилен Михалыч, – видел, что тебя в столовку силком привели. Жрать не давали. Да и руки у тебя были связаны.

– Вы прямо следопыт, Вилен Михалыч, – усмехнулся Родионов.

– Я в этих краях родился и вырос, – качнул головой Вилен Михайлович, – а здесь внимание, почитай, первое средство остаться в живых.

– Да вы философ! – улыбнулся Егор.

– Приходится, – печально вздохнул, пряча окрылявшую его радость, Яковенко-старший.

– Батя, за нами, видишь? – раздался тревожный голос Пашки.

Яковенко-старший увидел в зеркальце заднего вида набиравший обороты милицейский «уазик», показавшийся из-за поворота.