Когда все вымелись, Модест Силантьевич сказал:

– Вот что, парни… Я не могу в его анкете врать насчет официальной профессии. Гладиаторам-то я глотку заткну бесплатно! Но придет финансовый контроль, придется откупаться. В общем, я просто не стану заполнять графу «профессия». Но это будет стоить победителю… – он поднял глаза к потолку, прикидывая, – …пять процентов призовых. Согласны?

– Согласен! – мгновенно ответил Небежинский.

Эко парня припекло! Умеет девочка приваживать мужицкие сердца. Да и, судя по всему, не только сердца…

Осетр мотнул головой – это была не его мысль. Во всяком случае, не того Осетра, что полдня сегодня крутился вокруг Яны. С такими мыслями не влюбляются!

– Ты чего, не согласен? – опешил Небежинский.

Осетр вновь мотнул головой, возвращаясь к реальности.

– Да согласен я, согласен!

– А чего тогда головой мотаешь?

– Так, своим мыслям. Успокойтесь!

Удовлетворенный Модест Силантьевич хмыкнул:

– Во время схватки, конечно, думать надо. Да только слишком задумываться не стоит. А то быстро с арены унесут. И хорошо, если не вперед ногами!

«Вот уж за это вам беспокоиться не стоит», – подумал Осетр.

– Ему еще оружие потребуется, – сказал Небежинский. – Не с плазменником же против меня выходить!

– Это минус один процент от призовых. Вычту из выигрыша победителя. Согласны?

«Ну и паук!» – подумал Осетр.

– Большие траты, – пояснил импресарио. Никакой вины в его тоне не было.

Оба будущих поединщика высказали свое согласие.

– Тогда идем!

Они вышли из помещения.

Модест Силантьевич запер дверь и отмахнулся от прочих поединщиков:

– Подождите! Сейчас вернусь. Мы недолго, только оружие подберем.

Подошли к следующей двери.

За ней оказался самый настоящий арсенал. Вдоль стен стояли стеллажи, на которых нашли прибежище мечи и сабли, кинжалы и кортики, пики и алебарды, топоры и палицы, щиты и шлемы и великое множество другого древнего оружия, русского и европейского, японского и африканского, арабского и индейского. Отдельный стеллаж занимали инструменты, с помощью который хороший оружейник (да и толковый боец тоже, потому что оружие лучше обихаживать собственными руками; тогда ваши души быстрее входят в контакт друг с другом) легко мог привести все это великолепие в надлежащий порядок.

У Осетра просто глаза разбежались.

Импресарио смотрел на него с гордостью.

Да, похоже дело у Модеста Силантьевича поставлено на широкую ногу. Впрочем, ему-то, Осетру, какая разница? Пусть эти схватки (а точнее, эти денежные потоки) беспокоят ведомство господина Рябушинского, главы министерства по налогам…

Импресарио сделал правой рукой приглашающий жест:

– Выбирайте, молодой человек! На свой вкус!

Осетр снова обвел взглядом все это великолепие и повернулся к Небежинскому:

– А у тебя что за оружие?

Тот усмехнулся:

– Так я тебе и сказал!

Ишь ты, конспиратор хренов!

– Хорошо! – Осетр повернулся к Модесту Силантьевичу. – Могу я выбрать оружие втайне от него?

– Да, конечно. Это не противоречит правилам.

– Да пожалуйста! – Небежинский двинулся к двери.

Осетр подождал, пока он пройдет половину пути, и сказал:

– Ладно, можешь остаться! Я выбираю вот это! – И он указал на тачи[5].

Капитан Дьяконов не раз говорил, что любую схватку можно выиграть еще до ее начала. Конечно, когда сопернику неизвестно, с каким ты оружием выйдешь против него, это – немалое преимущество. Но это преимущество действует только в самые первые минуты боя. Хорошо, если ты успеешь воспользоваться им! А если нет?

То же, что предпринял сейчас Осетр, зовется уверенностью в своих силах. Она вызывает у соперника обратное чувство, неуверенность, и неуверенность эта действует в течение всего боя, и каждое твое удачное действие поневоле пробуждает у соперника еще большую неуверенность, а тот, кто не уверен, тот проиграл!

Осетр осторожно вытащил тачи из гнезда в стеллаже, вынул из ножен и взмахнул. Оружие, весьма неплохо отбалансированное, со свистом рассекло воздух. Будто молния сверкнула… Молния смерти…

Потом Осетр обернулся, еще раз взмахнул тачи и в упор посмотрел на соперника. Тот чуть заметно поежился и отвел глаза.

Ага, боишься? И правильно, мой дорогой друг! Всякое оружие, едва оказавшись в руках, вызывает у «росомахи» выброс адреналина, и уже одно это делает его более смертоносным. Но сейчас мы адреналин до поры до времени придержим.

Нарастающий зуд в душе тут же рассосался. А Осетр слегка остолбенел.

Как она могла прийти в голову, эта мысль? «Придержим адреналин…» Ага, придержишь его, держи карман шире! Но ведь придержал же! Что со мной происходит в последнее время? Неужели это Яна причиной? Поэты говорят, что любовь творит чудеса. Похоже, они не далеки от истины…

Осетр в третий раз взмахнул оружием, бросил еще один взгляд на соперника и проверил заточку клинка. Похоже, им давно не пользовались. Ну ничего, мы это поправим! Ну а поскольку тачи – парный самурайский меч, то в компанию ему мы выберем вот этот вот танто[6].

Так, а пассивных защитных средств в этом арсенале, увы, нет. Ни европейских нагрудников, наручей или шлемов, ни самурайских кабуто, тэ-датэ или котэ, ни прочих металлических и неметаллических поделок, предназначенных для защиты тела бойца от вражеских клинков. А ведь таковых приспособлений на Старой Земле было разработано несметное количество. Всякому военному известно, что развитие боевой техники есть непрерывное соревнование средств нападения и обороны.

Впрочем, если средством нападения еще хоть как-то можно воспользоваться чужим – должная квалификация отчасти может заменить привычность оружия, – то средство защиты должно быть твоим и только твоим. Только на такое может понадеяться грамотный боец, только такое может дать хоть малую гарантию в схватке.

Что ж, значит будем биться без лат!

В первой схватке участвовали примерно тридцатилетний дядя, вооруженный трезубцем и сетью, с одной стороны, и парень годов на пять моложе со здоровенным двуручным мечом. Из средств защиты на каждом были лишь короткие трусы. У одного синего цвета, у другого – красного. Понятное дело, что это была защита лишь от женских глазок…