— Много, дядька. Мы втроем точно не справимся. — подтвердил Незван.

— Вот для этого я кору и снимаю. Дерево питание получать справно не сможет, а значит будет гибнуть. Самые слабые по следующей весне может быть и сами упадут от ветра, но таких совсем мало будет, все равно рубить придется. Но это уже будет на много проще, как вот мы ветровал собирали, почти так же. И увозить это дерево тоже будет сильно легче. Свежее то дерево соками полно, тяжелое, а по будущему году уже веса много потеряет.

Закончив зачищать подсеку на дереве, мужик пошел к следующему, а за ним потянулись и парни, явно наслаждаясь получившейся передышкой.

— Вот, смотрите. Снимать кору надобно поглубже, чтобы до самого крепкого дерева достать. И пошире делать подсеку. Если совсем узко сделаете, то тогда и зарасти может, дерево оно мощное, за свою жизнь бороться будет. Иногда кору снимут, а по следующему году еще раз приходится, потому что зарасти успевает, дерево опять кормиться может и не умирает.

— А куда эти деревья потом девать будут?

— Потом уже как решат. Обычно сжигают, землицу подпитывают и хлеб на нее сеют. А тут не знаю, только по кромке же убирать будут. Может еще чего придумали. — буркнул мужик, не зная точного ответа на поставленный вопрос. — А вы чего, сделали все? Вон кусты еще!

— Устал я. — ответил Незван.

— Ничего, с Зайцем работой меняйся и дальше делайте. За неделю управиться надобно, дожди скоро пойдут, потом по грязи домой возвращаться придется.

* * *

— Твой это недосмотр, Михайла.

Боярин только что закончил выслушивать доклад своего управляющего и с хмурым лицом попивал хмельной мед. Совсем недавно он уже почти отошел от своего последнего посещения Боротно и даже велел подготовить небольшой подарок для жителей, в виде пары коров и лошадей. Но теперь, получив новые известия, сразу передумал.

— Но, боярин…

— Что боярин? — перебил подчиненного Яков Прокшинич. — Сколько ты мне сказывал, будто там все хорошо? Год целый! А что получилось? Меня с оружием встретили, приняли без охоты, теперь тебя прогоняют?

Именно, что его оттуда прогнали, Михайла и доложил. Пусть такого и не случилось на самом деле, но обиду на жителей затаил, и нужно было расквитаться, а еще и вернуть свой пошатнувшийся статус в деревне на прежнее место.

— Прав ты был, боярин, когда по прошлому разу наставления мне давал. — опустив голову пробормотал Михайла. — А я их еще защищать пытался. Теперь сам увидел.

— Я всегда прав! — рявкнул Яков Прокшинич, ударяя кулаком по столу. — Приструнить их нужно. Оброк когда готов будет?

— Сказывали, через месяц. Но я не видел, чтобы готов он был. Не показали мне его нынче. Может продали кому?

— Вряд ли. Сновид еще не появлялся, он сначала к нам зайти должен, обещался в прошлый раз. Только если еще какой купец заезжал или сами отвезли.

— Спрятать могли. — предположил Михайла.

Оброка управляющему и правда не показывали. Он провел в деревне всего день, опрашивая людей, переночевал и отправился поутру в обратный путь. Не показали не потому что отказались, а на самом деле он и не спрашивал про него. Да и зачем? Говорят что почти готово, а обмана пока никакого не было, он и не проверял. Да и здесь не совсем обманул. Действительно же не показывали товар.

— Спрятать… Правда могли? — боярин поднялся со своего места и пошел в сторону двери. — Роська! Где ты там охламон? Быстро мне Лютомира найди и пусть сюда срочно идет.

— Лютомира? Но он же…

— Молчи! Наговорил уже, мне теперь разбираться надобно. — перебил он Михайлу. — что там за изобретение новое у них?

— Сеялка называется. Туда зерно в бак высыпаешь, ворошишь его, а оно его в землю вкладывает и землицей присыпает. На одинаковом расстоянии получается и от птиц спрятано. Говорят что расход меньше получится сильно. Я им сказал, чтобы тебе такую сделали, а они говорят, что десяток гривен вперед дать надобно, иначе делать не будут.

— Не будут они значит… Посмотрим. С полем что?

— Озимую рожь нынче сеют. Большое поле вспахали. Если не погибнет, хлебов в достатке выйдет.

— Это как под Новгородом делают и возле Русы?

Пашенное земледелие не было сильно распространено на Руси, разве что возле очень больших деревень или рядом с городами, а озимые культуры более менее пришли на север только в последний век, можно сказать новинка. Люди предпочитали выращивать хлеб с помощью подсечно-огневого способа. Так и урожай выходил лучше и работы требовалось меньше. Минусов тоже было полно, потому что не каждый участок подходил для выращивания, да и использоваться он мог от силы два-три года. Удобрять землю, когда до нее нужно ехать с десяток верст, слишком сложно, а до таких полей расстояние могло быть и в разы больше.

Из небольших деревень мужики расходились в разные стороны в поисках удачной земли под новины, места под будущее поля. Когда находили, то помечали его насечками на деревьях, подкопами земли, обрубленными и выложенными ветвями и другими разными способами. Другие крестьяне, видя такие пометки, чужого места не занимали, а шли искать новое. Так место могло ждать своего «хозяина» и с десяток лет и даже больше, пока он туда не вернется. Деревья на таком месте все подсекались, с них снимали полоски коры внизу, чтобы они засохли и рухнули от ветра, а кусты вырубались. Ждать пока такой участок весь высохнет нужно было от 5 до 15 лет. Заниматься лесоповалом вручную очень тяжелый труд, а так природа сама сделает свое дело.

Таким образом, используя не очень много усилий получалось выращивать хлеба. Но это если поселение небольшое, потому что каждой семье нужно было несколько таких участков, а подходили далеко не все. После пары лет сбора урожая нужно было переходить на новое место, а старое зарастет лесом еще очень не скоро. Если в небольших деревнях это проблемой не было, то из городов уходить нужно очень далеко. Поэтому там вокруг и поднимали пашни, тоже занимались земледелием, но с переменным успехом.

— Да, поле новое, по первому году урожай должен получиться какой-никакой. Там у них Твердята сейчас руководит. Его семья у нас в Илемно, а его поле разбойники разорили, вот он туда на заработки подался.

— На заработки. Серебро откуда? Ты же мне сам сказывал, что он все серебро люду раздал!

— Он продает немного людям из лавки своей, вот этим серебром и рассчитывается. А некоторые в долг трудятся, Тимофей обещает расплатиться,