именно та получила новый дар, налетел на Кристину и начал орать на нее.

Конечно, это был не первый раз, когда на Кристину кричали. Мама очень часто устраивала ей разнос, учителя в школе порой не стеснялись прилюдно повышать тон, выражая свое недовольство, а уж про Ольг и говорить нечего! И все же никогда прежде не было такого, чтобы над ней нависал взрослый мужчина и орал ей прямо в лицо. Это было по-настоящему страшно! И даже не имело значения, что метатель ножей и пальцем ее не тронул. К счастью, Кабара быстро оттащили в сторону, но тот еще долго возмущался, ругался и грозил страшными карами.

А во время следующей остановки случилось событие, которое потрясло Кристину куда больше, чем она могла себе вообразить. И этим событием стал поход в магазин.

«Колизион» затормозил возле заправки неподалеку от какого-то небольшого безымянного городка. Цирк часто так делал: останавливался где-то в пути, рядом с магазинами и заправочными станциями, так, чтобы они оказывались в радиусе его действия и циркачи могли взаимодействовать с людьми, – и закупался всем необходимым: продуктами, средствами гигиены, бензином и прочим необходимым. Обычно этим занималась Графиня как директор; она брала себе в помощь пару человек, а все остальные ждали.

Но на этот раз директора в цирке не было, и, когда автокараван остановился возле неожиданно приличной для такой глухомани маленькой дорожной плазы – с бензоколонками, небольшим магазином и кафешкой, вышли все желающие. И Кристина тоже.

Холодный свет неоновых ламп под потолком заливал ровные ряды полок, уставленных продуктами. Проходы между рядами пустовали, кассирша скучала за единственной кассой у выхода. Впрочем, она оживилась, когда в магазин зашла небольшая группа циркачей. У входа продолжал безмятежно дремать на неудобном стуле охранник. Слышался тихий гул холодильных установок и еще более тихое гудение ламп.

Кристина медленно шла между рядами полок с коробками печенья и конфет, бутылками соков и газировки, пакетами риса и макарон – и ощущения были настолько интенсивными, что мурашки бежали по коже. Она словно не в обычный магазин зашла, а попала в совершенно другой мир и сейчас жадно впитывала малейшие детали, на которые прежде не обращала никакого внимания: на желтые ценники под продуктами, на весы возле стендов с фруктами и овощами, на рулоны пластиковых пакетов и забытую кем-то в углу швабру, на румяные корочки хлебных буханок, на то, какие, оказывается, выразительные глаза у маленькой Аленки на обертке шоколадки, и на то, какой красивый салат на упаковке майонеза. Кристина взяла в руки пачку сушек, маленьких, ванильных, – это были Кирюшины любимые. Пакет знакомо захрустел, и на глаза навернулись слезы. Она словно на миг вернулась в ту жизнь, которую потеряла, – в ту обыденную, скучную жизнь, которая сейчас как никогда остро ощущалась желанной.

Небольшой продуктовый магазин на обочине трассы возле безымянного маленького городка вызвал у Кристины такой шквал эмоций, а впечатления оказались настолько яркими и острыми, что она просто не могла справиться с этим потопом! «Наверное, это первый на свете случай, когда человек разрыдался посреди продуктового магазина от одного только вида товаров на полках», – подумала она, и эта мысль, вместо того чтобы немного развеселить и подбодрить ее, только вызвала новую волну подступающих слез.

Кристина стояла в пустом ряду самого обычного продуктового магазина с пакетом сушек в руках и плакала по своей потерянной жизни.

* * *

Кирюша сидел за обеденным столом и смотрел на вазочку, в которой лежала горка сушек. От чашки с чаем поднимался тонкий дымок, в коричневой глубине, на самом дне, еще медленно крутились не до конца растаявшие крупинки сахара. А на поверхности плавали две чаинки; они сцепились друг с другом и напоминали крылья бабочки…

– Ты чего застыл? – вырвал его из затягивающей пучины мелких деталей голос Тины.

Кирюша подумал, что в последнее время это стало происходить с ним все чаще: он постоянно отвлекался на детали и погружался в них, рассматривая до бесконечности, вместо того чтобы видеть весь мир целиком. О, он прекрасно помнил все методики и приемы, над которыми регулярно работал вместе с доктором, просто… просто не успевал вспомнить о них вовремя. Наверное, на следующем приеме у врача об этом надо рассказать. Но тогда доктор начнет выяснять, что стало причиной таких перемен. Может быть, что-то в школе? Или дома? Или посмотрел какой-то фильм и его что-то расстроило?

Сам-то Кирюша прекрасно знал ответ: это все из-за Тины. Она заменила его сестру, он стал постоянно недосыпать, волноваться и нервничать – и вот результат: он то и дело сбегает от мира в свой уютный микромир крошечных деталей.

– Я сушки купила, – напомнила Тина и заботливо подвинула к нему вазочку. – Ты же любишь сушки.

Кирюша посмотрел на ту, которая так напоминала его сестру. Те же голубые глаза, те же черные брови, те же пепельно-белые волосы. Но она красилась как-то по-другому, и одевалась по-другому, и прическу делала другую – и потому была совсем непохожа на Кристину. И Кирюша просто не понимал, как этого никто больше не видит. Впрочем, он не удивлялся, что этого не видит папа, он вообще мало что замечал. А маме слишком нравились перемены в лжедочери, и она была только рада. В школе же Тину, похоже, побаивались. До Кирюши доносились слухи о крупных неприятностях, случившихся с Кристининой одноклассницей, одной из тех, которая никак не могла запомнить его имя и называла его Форрестом; болтали, что она лежит в психиатрической клинике. И Кирюша ни на миг не сомневался, что это дело рук Тины.

Возможно, и Юрка тоже. Поразмышляв над этим вопросом, Кирюша пришел к выводу, что его Кристина не довела бы Юрку до такого жуткого состояния, она все-таки добрая. А вот Тина – она могла. А Юрка, кстати, после их разговора на лестничной площадке снова перестал ходить на уроки, и Кирюша гадал, не он ли в этом виноват; может, это их беседа так сильно выбила Юрку из колеи, что его снова пришлось вести к врачу? Следующий раз, наверное, лучше с ним вообще не говорить. Или, наоборот, лучше поговорить и еще раз попробовать успокоить? Как поступить?

От невозможности понять, какое решение будет правильным, Кирюша нервно затеребил край скатерти, и взгляд зацепился за размахрившиеся стежки по краю. Если присмотреться, можно даже увидеть тонкие волокна, отходящие от выбившейся нитки…

– Кирилл! О чем задумался? – Голос Тины вернул его в реальность из мира мелких деталей. – Кушай сушки! Твои любимые!

– Я люблю ванильные, – тихо сказал Кирюша и еще тише добавил: – И моя сестра всегда это знала.

– Ванильных не