А игры – это не реальность.

Но то, что произошло сегодня – реально. Своим вмешательством я загубила человеку жизнь. Да, возможно, он сам виноват, но я его в каком-то смысле добила.

Дес скрежещет зубами.

– Как ты считаешь, много ли шестнадцатилетних девушек способны при помощи магии подчинить себе человека? Задумайся об этом на минутку.

Я не знаю.

Торговец наклоняется ко мне.

– Очень, очень немного. – Он смотрит на меня, прищурившись. – А знаешь, что случится, если кто-нибудь придет за Стэном? Тот, кому очень не хотелось, чтобы Стэн заговорил? Его будут пытать, и как ты думаешь, он станет молчать под пытками ради тебя? Он сразу же все выдаст, расскажет все, что помнит о тебе, и потом тот, кого он боится сильнее смерти, придет за тобой.

Боже мой.

– Я могу заставить его забыть обо мне, о тебе! – Я повышаю голос. – Просто приведи его ко мне, и все!

Я заглядываю Десу через плечо, всматриваясь в кромешную тьму. Куда подевался этот Стэн?

– Возможно, но это ничего не изменит, – возражает Торговец. – Если враг, желающий скрыть свою личность, обладает достаточным могуществом, он может почувствовать чары сирены. Ему даже не нужны воспоминания Стэна. А потом он выследит тебя.

Меня мутит. Не только от страха за собственную жизнь, но и от сознания того, что я самонадеянно влезла в это дело, не посоветовавшись с Торговцем, и все испортила. Навредила и Стэну, и Десу.

Но хуже всего другое. Я сделала это лишь потому, что хотела произвести на Торговца впечатление. Я гордилась собой. Я хотела доказать ему, что могу быть полезной.

Прерывисто вздыхаю.

– Прости, – едва слышно шепчу я.

Дес всматривается в мое лицо, и я чувствую, что его гнев постепенно отступает. Он нежно обнимает меня.

– Это не твоя вина, – вполне мирным тоном отвечает он. – Мне не следовало брать тебя с собой. Я совершил большую ошибку, когда позволил тебе уговорить себя.

Я замираю от страха. Да, это было ужасно, неправильно, все пошло не так, но мне по-прежнему хочется, чтобы Торговец брал меня с собой.

– Все-таки я хочу пойти с тобой в следующий раз, – шепотом говорю я.

– Я знаю, херувимчик. Но ни ты, ни я не можем жить так.

Когда я слышу эти слова, сердце начинает биться чаще, хотя я и не знаю, что тому причиной – страх или радость. Наверное, это зависит от того, что имел в виду Дес.

– Жить как? – робко спрашиваю я.

Он лишь крепче сжимает мой локоть.

– Никак. Забудь.

Наши дни

Я открываю глаза. В комнате темно. Тяжелая нога перекинута через мое бедро, мужская рука обнимает меня за талию.

Дес.

Когда мы смотрели последний фильм про Гарри Поттера, я в какой-то момент уснула рядом с ним, прижавшись к нему всем телом. Так мы и лежали несколько часов – я уткнулась лицом в его шею, угнездилась в его объятиях, словно в коконе.

Вся моя одежда на месте, он тоже полностью одет, и все же в этой сцене есть что-то глубоко интимное.

Еще не проснувшись окончательно, я протираю глаза, оглядываю полутемную комнату. По углам клубятся тени магии Деса, но вид их больше не пугает меня, совсем наоборот; я чувствую себя… в безопасности, чувствую себя как дома.

Я осторожно пытаюсь высвободиться из его объятий, чтобы встать, но Дес не отпускает меня, крепче прижимая к себе. Я тихонько вскрикиваю. Сейчас я нечто вроде мягкой игрушки для взрослого мужчины.

Торговец потягивается, утыкается лицом в мои волосы.

– Ты уже проснулась? – спрашивает он хриплым со сна голосом.

Вместо ответа я откидываю назад голову, чтобы заглянуть ему в глаза. И я не вижу в них обычного расчетливого, коварного, холодного выражения. Как будто все барьеры, за которыми он всегда прятался, рухнули.

В этот момент передо мной просто полусонный, счастливый человек.

Он протягивает руку, проводит большим пальцем по моей нижней губе.

– Я солгал тебе, херувимчик, когда сказал, что во сне ты плохо выглядишь.

Мне становится жарко. Не знаю, видит ли он в темноте мои пылающие щеки, но чувствую, что он разглядывает мое лицо.

– И румянец тебе тоже идет.

Я робко протягиваю руку и поглаживаю серебристые локоны Деса.

– Открой мне еще один секрет, – начинаю я.

Он усмехается.

– Дай сирене палец… она и руку откусит.

– У тебя же их так много, – улыбаюсь я. – А ты ведешь себя, как Гринч, похититель Рождества[5].

Он страдальчески стонет, как будто я подвергаю его нечеловеческим пыткам, но эффект испорчен широкой улыбкой.

Он наклоняется ближе.

– Я не собирался тебе это рассказывать, но если ты хочешь услышать секрет…

Я жду.

– Ты меня обслюнявила посреди последнего фильма, – признается Десмонд. – Честно говоря, я сначала подумал, что ты опять плачешь, но оказалось, что у тебя просто во сне слюни текут.

Я отталкиваю его и смеюсь, несмотря на все старания казаться рассерженной.

– Я не это имела в виду, когда просила тебя открыть мне секрет!

Дес переворачивается на спину, обнимает меня, привлекает к себе. Теперь он сам смеется.

– Я не устанавливаю правил, херувимчик, я лишь нарушаю их.

Я сажусь на него верхом и склоняюсь к его лицу.

– Для меня ты должен сделать исключение. – Даже не знаю, что заставляет меня произнести эти слова, и едва они срываются у меня с языка, как мне хочется забрать их назад.

Я жду, что сейчас Дес с ироническим видом приподнимет бровь и скажет что-нибудь издевательское; жду, что его серебристые глаза лукаво заблестят.

Но вместо этого его лицо становится серьезным. Он не смеется.

– Ты и есть исключение. – Он смотрит на мои губы, притягивает меня к себе.

Общаясь с ним, я почти всегда теряюсь, не зная, как истолковать его взгляды и слова. Но не сейчас. Сейчас мы с ним на одной волне.

Я медленно наклоняю голову и прикасаюсь губами к его губам. Что может быть лучше, чем проснуться ранним утром в объятиях Деса? Целовать Деса ранним утром.