— Кто же будет тебя кормить, если я уеду? — спросил он, чувствуя, как колотится сердце.

Гармодий не покидал свою башню уже… Маг даже вспомнить не мог, когда он в последний раз уезжал из Харндона.

— Милостивый Господь, неужели я здесь с той самой битвы? — обратился он к Мельхиаду.

Кот пристально наблюдал за ним. Маг прищурился. Он не помнил этого кота котенком, не помнил, откуда он у него взялся. С его воспоминаниями было что–то не так. «Господи Иисусе», — подумал он и рухнул в кресло. Вдруг он припомнил, как забрал котенка в конюшне из кучи навоза, собираясь анатомировать его, но не сделал этого.

Как случилось, что он потерял это воспоминание? Соответствовало ли оно действительности? Ледяной ужас сковал его душу. Кубок с грохотом упал на пол, и три кота от неожиданности повскакивали с мест.

«Меня заколдовали».

Прошептав молитву, он потянулся за силой и создал небольшое, едва уловимое заклинание. Оно было настолько легким, что почти не требовало силы.

Кончик посоха вспыхнул мягким фиолетовым светом, и маг начал обводить им комнату. Некоторое время цвет не менялся, однако, когда он чуть замешкался, чтобы посмотреть на собственные пометки, нанесенные мелом на стене, кончик стал розовым, затем темно–красным.

Гармодий снова взмахнул посохом. Красный.

Он подошел ближе и принялся водить кончиком взад и вперед по более коротким дугам, потом пробормотал второе заклинание, напряженно выговаривая слова, словно актер, который боится забыть роль.

В огненно–красном свечении вспыхнула одна линия с рунами. Рунами Диких, скрытыми от глаз под слоем краски.

Посередине виднелся след от огня, который стер треть написанного.

— Во имя Христа и Гермеса, наисвятейшего из магистров, — произнес Гармодий, отступил назад и резко сел. Пронзительно мяукнул кот, выдернув из–под него хвост.

Кто–то наложил связывающее заклинание на стены его рабочего кабинета. И связывало оно его. Интуитивно он поставил посох на то же место, что и вчера, чтобы наполнить его силой, и увидел линию, идущую от кристалла до навершия.

— Чистая удача, — произнес маг, — или же воля Господня.

Он постоял, раздумывая, потом глубоко вздохнул и втянул носом воздух.

Гармодий собирал силу медленно и осторожно, используя стоявшее в углу устройство, древнее зеркало на столе и последний важный предмет — пузырек со сверкающей белой жидкостью.

В его Дворце воспоминаний на черно–белом плиточном полу, напоминавшем бесконечную шахматную доску, передвигались фигуры — только похожие на шахматные. Там были пешки, ладьи и кони, а еще монахини, деревья, плуги, катапульты и виверны. Он медленно расставил их по местам, каждой фигуре своя плитка.

Затем маг неспешно направил собранную силу на стоявший в центре алтарь.

Держа в голове готовое заклинание обнаружения, он поднялся на двадцать ступенек, ведущих из кабинета на самую вершину башни. Открыв дверь, Гармодий шагнул на огромный деревянный балкон. Ярко светило весеннее солнце, воздух был чист, дул легкий, но пронизывающий ветер.

На юго–востоке он видел море. А на много лиг далеко на юг раскинулся Джарсей, словно картинка с изображением ферм и замков в книжке со сказками для детей. Маг воздел руки и выпустил магию.

Он тут же почувствовал за спиной, на севере, силу. Совсем неудивительно.

Он медленно пошел по кругу, посох глухо стучал о деревянный настил. Когда волшебник оказался лицом к западу, там он тоже ощутил силу. Усиленным магией зрением он увидел едва заметную зеленую дымку, закрывшую горизонт. Так и должно быть в землях Диких. Но до границы человеку на хорошей лошади скакать чуть меньше пяти дней. Зеленый туман клубами вырывался из лесов за горами. Угроза, которая всегда исходила оттуда.

Старик отправился дальше.

Задолго до того, как Гармодий достиг самой северной точки, он увидел ярко–зеленое свечение. Его заклинание было очень могущественным, поэтому маг применял его крайне осторожно, настраивая собственное зрение так, чтобы разглядеть все до мельчайших подробностей.

Да, оно было там.

Он чуть изменил заклинание, сосредоточившись не на сложном построении отражающих свет линз, а на одной сияющей зеленой нити, тоньше паутинки, тянувшейся с севера до его башни. Гармодий не сомневался, что она вела прямо к рунам на стене.

Проклятье.

— Разве не я совсем недавно предавался мечтам о королеве? — спросил он у ветра. — Какой же я глупец.

Он не перерезал нить, но отпустил большую часть эфирного взгляда, который позволял обнаруживать видимые угрозы. Маг сужал его до тех пор, пока не осталось лишь сияние загадочной нити. Теперь ему почти не требовалось золотого света, чтобы поддерживать чары.

Неожиданно получив новую цель, Гармодий поспешно спустился в кабинет и осторожно закрыл за собой дверь.

Он схватил посох, первые попавшиеся под руку палочки, тяжелый кинжал и кошелек и, оставив дверь нараспашку, вернулся в библиотеку. Затем спустился на сто двадцать ступеней вниз, отыскал тяжелый плащ и шляпу и, поборов желание немного там задержаться, вышел в открытую дверь и закрыл ее за собой, зная, что три кота следят за ним с верхних ступенек лестницы.

С одной стороны, ему нужен был союзник, но с другой — он подвергал сомнению все вокруг. Маг должен был кому–то довериться, и, выбрав королеву, он остановился у письменного стола и написал следующее послание:

«Неотложное дело зовет меня на север. Пожалуйста, передайте королю, у меня есть веские опасения, что мной все это время управлял старый враг. Будьте осторожны.

Остаюсь покорным слугой Вашего Величества,

Гармодий».

Он рванулся к началу винтовой лестницы и побежал вниз, проклиная длинный посох и спеша изо всех сил. Маг пытался вспомнить, когда в последний раз спускался по этим ступенькам. Быть может, вчера?

Впереди себя Гармодий бросил весьма незначительное заклинание из страха, что, возможно, чужая магия не позволит ему покинуть башню, но ничего подозрительного не заметил. Оно не поможет. Если его опасения верны, то глаза могут предать его или быть инструментом врага. Что, если его зрение в эфире тоже было ненастоящим?

Ричард Планжере спрашивал у нас: «Что есть настоящее, о котором вы все говорите?» А мы молчали.

«Ричард Планжере, от рун на моей стене смердит тобой».

Погруженный в собственные мысли, Гармодий едва не пропустил ступеньку. Его нога соскользнула, и на секунду он завис на краю сорокафутовой каменной лестницы. И единственными врагами, с которыми ему приходилось бороться, были возраст и память. Дальнейший спуск прошел без приключений, лишь боль в боку от слишком быстрой ходьбы давала о себе знать.

Дверь из башни вела во внутренний двор: пятьдесят шагов в каждую сторону, по периметру размещались рабочие здания правительства короля. Вдоль западной стены из высоких окон открывался великолепный вид на огромную реку.