– У вас бирки пришиты? – спросила приемщица через квадратное окно, когда подошла его очередь.

Робин не понял, что такое «бирки», и положил на ее окно свои два мешка.

– Развязывайте! – приказала приемщица.

Робин по ее волевому жесту догадался, что ему нужно сделать, и торопливо развязал свои мешки.

Приемщица вытряхнула их на весы и тут же закричала:

– Я ж вас спросила: у вас бирки есть?! Забирайте белье!

Робин непонимающе захлопал глазами, потом вытащил из кармана русско-английский словарь и протянул приемщице.

– Что это? – сказала та и возмутилась: – Сейчас! Буду я в словаре копаться! Бирки нужно пришить на каждую вещь, понимаешь? Бирки!

– Tags, – перевела ему двенадцатилетняя веснушчатая девочка из очереди.

– All your things suppose to have tags. – И покраснела от смущения.

Робин тут же достал свой блокнотик, написал в нем «CAN THEY SEW THESE TAGS FOR ME?» и показал девочке. Она сказала приемщице:

– Он спрашивает, можете ли вы пришить ему бирки?

– Еще чего?! – оскорбилась та. – Это американская прачечная!

– It's American landry, they do not sew, – объяснила девочка Робину.

Он понимающе усмехнулся, написал снова:

«I WANT ТО BUY TUGS. HOW MUCH DOES IT COST?»

– Он хочет купить бирки. Почем они? – перевела девочка.

– Я ж те русским языком сказала, – ответила продавщица. – Это американская стирка, тут бирок не продают.

– А где продают? – спросила девочка.

– Откуда я знаю? В старых прачечных, пусть идет и ищет. Забирайте ваши вещи! Следующий!

Робин обескураженно собрал свое белье в мешки и отошел от окна. Очередь, сжалившись, обсудила его проблему, а девочка старательно перевела:

– There is old laundry two streets up on Tverskaya street. May be they sell tags…

Робин с благодарностью кивнул и потащил свои мешки домой.

– Что? – капризно возмутился больной Винсент. – Я буду спать на грязных простынях? Иди и купи новые! И не забудь про полотенца! – Он приглушил звук телевизора и вытащил из кармана деньги. – Боже, эта страна меня доконает! Сколько это дерьмо может тут стоить?

Робин пожал плечами.

Винсент вытер распухший от соплей нос и дал Робину сто долларов. По телевизору в программе новостей показывали войну в Чечне – уничтоженные артиллерийским обстрелом чеченские деревни Бамут и Самашки, рыдающие чеченские старухи в платках, дети с гранатометами и разбитый русский танк, а на танке – труп молодого танкиста.

– Смотри! – сказал Винсент. – Этот танк показывают уже вторую неделю и никто не спрашивает, кто этот мертвый парень. Сумасшедшая страна! Разве у него нет матери где-то? Отца? Нет, сотни тебе не хватит. Вот еще полета. Какой у доллара курс сегодня?

Робин снова пожал плечами: стоимость доллара скачет тут каждый день. Он взял деньги и стал одеваться. На экране телевизора министр обороны России гордо показывал на карте Кавказа районы, «освобожденные» от чеченских боевиков в результате нового наступления российских войск.

– И я хочу есть! Please! – сказал Винсент.

Робин кивнул.

– Только не покупай гамбургер! Я знаю, что ты хочешь убить меня раньше наших клиентов, но я не могу жрать одни гамбургеры весь день! – Винсент закашлялся. – Jesus, я умираю! Где Александра? Я звоню ей весь день!… – И стал снова набирать «Президент-отель».

Но Робин не стал ждать – Александра, как обычно, занята по горло с «фокус-группами». А даже если Винсент ей дозвонится, к чему ему слушать их разговор? Если бы Винсент не свалился в гриппе, он бы совершенно спятил от своей влюбленности. Хотя некоторые клиенты, два месяца назад оплатившие бронированные «мерседесы», уже стали всерьез угрожать взорвать их офис к чертям собачьим, Винсента, казалось, куда больше беспокоило совсем другое. Сопливый, больной, с высокой температурой он швырял телефонную трубку и бегал по квартире, выкрикивая: «Я идиот! Дебил! Зачем я устроил Александру в этот ебаный избирательный штаб?! Она нужна мне! Нужна! Мне нужна сталь, кевларовые панели и Александра!…»

Под эти причитания Робин снова вышел из дома. Первоапрельское солнце прогревало снежные сугробы, на тротуарах и мостовой были грязные лужи, с крыш капали и падали огромные сосульки, но москвичи уже праздновали весну – на улицах было полно народа, в переулках мыли машины, при выходе из метро торговали ландышами и семечками, а в подземных переходах собирали подписи под плакатом «Горбачева – в президенты», играли в «наперсток» и раздавали коммунистические листовки.

Обходя лужи, Робин направился в ближайший банк обменять доллары на рубли. Хотя на внутреннем рынке в стране, даже по официальным данным, крутится не меньше двадцати миллиардов долларов и в большинстве магазинов все цены обозначены тоже в долларах, правительство запрещает магазинам торговать на твердую валюту, и продавцы принимают только рубли (но готовы поменять вам валюту, занижая, конечно, реальный курс доллара).

Однако в банке Робина ждала неудача – над окошком обмена валюты висела надпись: «РУБЛЕЙ НЕТ». Робин вздохнул, вышел из банка и наткнулся на ту самую веснушчатую двенадцатилетнюю девочку, которая переводила ему в прачечной.

– Hi! – сказала она. – Have you bought tags? (Ты купил бирки?)

Он отрицательно покачал головой.

– А ты был в старой прачечной?

Он снова покачал головой.

– Пошли! Я помогу тебе! Мне по пути! – И она решительно двинулась вверх по улице, явно гордясь своей ролью гостеприимной хозяйки города.

Робин пошел рядом с ней.

– Ты американец? Тебе нравится Россия? Кто ты по профессии? Как давно ты здесь? Ты первый раз в России? – сыпала она вопросами, и Робин жестами отвечал, что ему нравится Россия, что он механик по автомобилям, что он здесь уже два месяца и что это его первый визит в Россию.

А девочка продолжала сыпать вопросами:

– Как тебе мой английский? Ты видел Мадонну? Тебе нравится Майкл Джексон?

Так дошли они до дома с вывеской «ПРАЧЕЧНАЯ», и девочка уверенно толкнула дверь. Робин вошел за ней. Здесь работало «Русское радио», а за окном приемщицы были видны стеллажи с тюками стираного белья и несколько пожилых женщин в серо-белых больничных халатах, занятых сортировкой этих тюков. По радио звучала песня «Едут, едут по Берлину наши казаки». Одна из женщин подошла к окну.

– Здравствуйте, – вежливо сказала ей девочка. – У вас есть бирки?

– Есть, – ответила женщина. – Сколько тебе?

Девочка обрадованно взглянула на Робина и спросила женщину:

– А почем они?

– Четырнадцать тысяч.

– Fourteen thousand rubles, – перевела Робину девочка, хотя он и сам понял.