В последний раз Амелия встречалась с Джеком в феврале, когда он ненадолго появился в поместье, задержавшись дома всего на два дня. Он ничего ей не объяснил; как контрабандист, он всегда был в море, скрываясь от властей. Амелия посоветовала Джеку отправиться в Лондон, чтобы навестить Джулианну, недавно вышедшую замуж. Джек пообещал сделать все возможное, чтобы этот визит состоялся. Но Джулианна встретилась с ним только один раз, в начале марта. Он еще не видел свою новорожденную племянницу.

Лукас отвел взгляд:

— Я видел его недавно. Несколько недель назад.

— Я начинаю волноваться за него. — Амелия понизила голос. — Он по-прежнему нарушает режим блокады?

— Время от времени, когда это ему требуется. — Лукас, похоже, был не слишком-то доволен поведением брата.

— Он давно не был дома. Он еще не видел Жаклин. Это не похоже на Джека. Каким бы рисковым он ни был, как сильно ни любил бы море, он — человек семейный. По-своему, конечно. Он обожает Джулианну.

— Так же как и ты, Джек цел и невредим. Если ему повезет, он выживет в этой войне. Думаю, чем меньше ты будешь знать о нем, тем лучше, — ответил Лукас.

— Тебе стоит отговорить его от нарушения режима блокады.

— Я пытался. Но ты знаешь нашего брата. Он успешно наживается на опасности и считает себя бессмертным.

— Я скучаю по нему. Надеюсь, он приедет в город. Если он вдруг окажется в Лондоне, попроси его заглянуть ко мне.

Лукас замялся. Помедлив, он наклонился ближе к ней:

— Он не приедет в город, Амелия. Это слишком опасно, — и, когда она в замешательстве уставилась на него, с явной неохотой добавил: — За его голову объявлена награда.

Амелия не сразу поняла смысл слов Лукаса. А уразумев, в ужасе вскричала:

— Власти выдали ордер на его арест?

— Дело обстоит гораздо хуже. Определенные силы разрабатывают проект приостановки действия хабеас корпус — правила, которое гарантирует личную неприкосновенность. Если Питту удастся добиться этой приостановки, превратив ее в закон, и Джека схватят, он рискует никогда больше не увидеть свет божий.

Амелия вскочила:

— Такой закон никогда не примут! Это основное право личности — знать, в чем тебя обвиняют. Подобная приостановка подразумевает, что почти каждого можно будет бросить в тюрьму, используя любой предлог, даже без предъявления обвинения!

— Верно, именно это и может произойти. И чем в таком случае мы будем отличаться от Франции? — Лукас тоже поднялся. — Кроме того, Джека разыскивают по подозрению в государственной измене. За это преступление полагается виселица.

Амелия взяла брата за руку.

— Вы держите связь с Уорлоком. Почему же вы не можете как-нибудь отменить эту объявленную награду?

Подумать только: если Джека схватят, он может отправиться на виселицу!

— Уорлок сказал, что поможет Джеку, но только если Джек поможет ему.

— И что это значит? — испуганно воскликнула Амелия.

— Это значит, что наш дядя может быть безжалостным. Это значит, что он хочет заполучить Джека в свою команду.

Взвинченная до предела, Амелия принялась мерить шагами комнату. Неужели Уорлок мог оказаться таким подлым? Ведь Джек был его племянником!

— Уорлок и тебе дает какие-то задания?

Лукас подошел к ней.

— Нет, Амелия. Я помогаю этим беднягам бежать из Франции, потому что верю в подлинную свободу — такую, которая позволяет человеку откровенно высказываться за или против своего правительства, не опасаясь за свою жизнь — или жизнь близких.

Она сжала его в объятиях.

— Прости, что спросила. Но я так боюсь за Джека, я боюсь и за тебя тоже! — И, крепко обнимая Лукаса, Амелия подумала о Саймоне, за которого боялась даже больше, чем за своих братьев. Потом подняла взгляд на Лукаса. — Я должна тебе кое-что сказать. Я волнуюсь и за Гренвилла, но не потому, что он потерял жену.

Лукас явно напрягся, выпуская Амелию из объятий, на его лице застыла суровая маска.

— Что ты имеешь в виду?

— Я начинаю думать, что он втянут в войну точно так же, как и ты!

Выражение лица Лукаса не изменилось, и это удивило Амелию.

— Так ты считаешь, что Гренвилл — что-то вроде агента? — недоверчиво спросил он. — С чего ты это решила?

— Его мучают ночные кошмары, Лукас, причем во сне он говорит по-французски и кричит что-то о крови и смерти. Он держит один заряженный пистолет в письменном столе, внизу, и другой — у своей кровати. Как-то ночью раздался стук — ставня где-то расшаталась. Гренвилл понесся к двери, сжимая пистолет, словно собирался отразить атаку французских солдат! — воскликнула Амелия. — Вчера вечером я рассказывала мальчикам сказку на ночь. И услышала, как Гренвилл кричит в своих комнатах. Я подумала, что с ним случилось нечто ужасное, и, когда зашла к нему, он навел на меня пистолет!

Лукас крепко схватил ее за руку.

— Не могу поверить, что ты вторглась в его покои. Слава богу, ты не пострадала!

— Что ты об этом думаешь? — требовательно спросила она.

— Я думаю, что он временами бывает странным типом. Все вокруг знают, что он — отшельник, предпочитающий городу пустынные земли на севере страны. Я даже слышал сплетни о том, что он немного не в себе. Возможно, он потерял рассудок от горя?

Амелия пристально смотрела на брата, не веря своим ушам. И как это Лукас мог додуматься до такого?

— Или, быть может, его кто-то шантажирует или что-то в этом роде. — Брат пожал плечами. — Но я никогда не слышал, чтобы Гренвилл отстаивал какие-то политические взгляды.

Амелия медленно покачала головой.

— Почему ты пытаешься внушить мне, что он — всего лишь погруженный в меланхолию безумец? Я слышала, как он громко звал кого-то по имени Дантон. Джулианна рассказала мне о Жорже Дантоне и его казни. Я уже начинаю думать, что Саймон жил во Франции и знал Дантона, что они были друзьями!

— Просто невероятно, как вам удалось сделать такой вывод! — воскликнул Лукас. — Если ты хочешь утешить Гренвилла, Амелия, это одно дело. Он, безусловно, убивается по своей жене. Но прийти к таким безумным выводам — это совсем другое. Лучше оставь все как есть.

И тут Лукас посмотрел куда-то мимо нее.

Амелия затылком почувствовала на себе чей-то взгляд и медленно обернулась.

Саймон стоял в дверном проеме, вежливо улыбаясь. Интересно, и давно он здесь?

— Добрый день, Грейстоун. А я все гадал, когда же вы заедете, — спокойно сказал Саймон.

— Гренвилл. — Лукас наклонил голову, а потом бросил на Амелию предостерегающий взгляд.

Никакой другой взгляд не мог быть более понятным: она ошибалась. Ей не стоило верить в то, что пришло ей на ум. Она была просто ошеломлена.