Её истерическое рыдание прекращается мигом, и девушка расправляет плечи, в глазах наблюдается кардинальное изменение. Девушку окончательно выбесили мои слова, в подтверждение чему, я слышу раздражительный выдох. Джессика, оставив мою просьбу без комментариев, разворачивается и просто уходит прочь. Вот снова. Мы ходим по кругу. Я говорю не те вещи и теряю её вместе с остаточным доверием. Почему компанией с тысячью рабочих легче управлять, чем с одной капризной дамой? С ней даже общего языка не найти. Поворачиваю голову на телохранителя, Калеба, который сочувственно поджимает губы и как бы говорит: «Женщины».

— Домой? — неуверенно спрашивает он, пока я смотрю на закрывающуюся дверь, за которой исчезла Джессика, вся такая разъярённая и разочарованная.

— Мой «дом» только что вставил мне по полной и сейчас ушёл вон туда, — указываю на здание и достаю чемодан из багажника, — Завтра заедете за мной, — делаю шаг в сторону места, где будет продолжение этой любовной войны.

Глава 33

Не хочу шевелить даже кончиком пальца, не хочу больше вообще вставать с этого маленького кресла, расположенного у входной двери. Я лишь тихо плачу, утираю слёзы и продолжаю хныкать. Причина? Каждое слово, каждое действие Гарри, кажется, было сказано и сделано с целью меня задеть, обидеть. От этого больно, от этого появляется осадок где-то глубоко в сердце, и одновременно я понимаю, как оплошала. Надо же было назвать его Лео, именем человека, к которому Гарри откровенно проявляет агрессию. Если бы они остались наедине, то не уверена, что именно Лео, а не Гарри, вышел оттуда живой.

Рядом дверь тихонько приоткрывается, и боковым зрением узнаю ноги Гарри. Честно, очень даже удивлена: я была уверена, что теперь мы встретимся только завтра, на работе, в офисе. И то, что он пошёл навстречу, развозит меня хлеще, поэтому я начинаю плакать громче, показывая свою уязвимую сторону.

— Не плачь, малыш… — шатен присаживается передо мной на корточки и заботливо обхватывает бёдра с двух сторон, — Прости меня, пожалуйста, прости.

Человек, который абсолютно всегда скуп на извинения, сейчас встаёт на колени и кладёт голову с повинной на мои ноги, утыкаясь макушкой в живот. Мне нечего ему ответить, кроме, как начать ещё громче плакать, задыхаясь в собственных мучениях. Но даже сейчас присутствует ощущение, что Гарри ментально забирает мою боль через прикосновения, через объятия — в этом его особенность.

— Джессика, перестань. Можешь даже меня ударить, но только прекрати плакать. Это ранит, — продолжает изо всех сил успокаивать.

— Я… — шмыгаю носом, стараясь восстановить дыхание, пока истерика охватывает меня с новым пылом, — Пыталась перед тобой извиниться, но всё, что слышала в ответ, так это «Отвали!», «Собирай шмотки!». Думаешь… — снова истерично всхлипываю, — Мне было приятно? — поднимаю глаза на мужчину.

— Нет, не было. Я вспылил, пожалуйста, прости меня. — В его взгляде гуляет отчаяние и страх. Страх чего? Медленно Гарри опускается на колени, убивая этим наповал.

— Гарри. Ты чего-то боишься? — слёзы моментально перестают течь, как только я вижу дикую нужду этого мужчины во мне, что раньше не было заметно ни в поведении, ни в поступках, ни во взгляде, — Чего ты боишься?

Протягиваю руку, как заворожённая, к спутанным шоколадным прядям и запускаю пальцы, дабы успокоить его, раскрыть на тот лад. Это очередная игра. Либо сейчас человек, который не умеет раскрываться и делиться внутренними переживаниями, попытается открыть свой секрет, либо снова сведёт всё на нет.

— Я боюсь потерять тебя. — Обескуражив своим ответом, мужчина глядит глубоко в глаза, показывая всем внешним видом, как тяжело дались ему эти слова.

— Разве я давала тебе повод, чтобы быть настолько неуверенным во мне?

— Не давала, — виновато опускает глаза и показывает впервые свою покорность.

— Но при этом ты делаешь всё, чтобы наши отношения ухудшились. То делаешь шаг вперёд, тянешь нас вверх, то оступаешься и всё обрываешь. Так нельзя.

— Джесс, я же знаю, что у тебя такой возраст, когда надо выходить замуж, рожать детей, строить грандиозные планы на будущее, но не думаю, что это всё ты найдёшь рядом со мной. Я боюсь брака, боюсь связать себя с кем-то на всю жизнь, потому что не хочу жениться, а через год подать на развод. — На одном дыхании произносит.

— Я никогда не давила на тебя по поводу брака. Мне нравится просто быть с тобой, просыпаться, засыпать, обниматься, целоваться, ночи напролёт заниматься сексом. Всё перечисленное лишь парочка из сотни причин, почему мы вместе.

— Тебе двадцать четыре, и ты была готова выйти замуж за Лео, а раз я всё разрушил, отвоевал тебя, то должен предложить то же самое.

— Ну почему ты так думаешь? — негодую и спрашиваю, — Прекрати. Забудь об этом!

— Ты простишь меня за сказанное? — взгляд остывает, гнев уходит, как и этот страх, который я впервые увидела. Смотрю на него, и, всё равно, от сказанного, что Гарри не готов к браку вообще, ёкает что-то. Неприятно. Я действительно только сейчас задаюсь вопросом, что мы делаем вместе?

— Всё, уже забыла. Только больше так не говори, — утираю нос и протягиваю руки навстречу, желая, несмотря на внутренние сомнения, оказаться в его объятиях.

— Спать хочешь? Отдыхать? — крайне заботливым тоном спрашивает.

— Да, я очень устала… — соглашаюсь и киваю головой, моментально утопая в тёплых объятиях мужчины, который поднимает меня над полом, обхватив бёдра, позволив обвить свой пояс ногами. Я снова под защитой.

— Мы можем завтра не пойти на работу, отпуск официально не закончился.

— Нет, мы пойдём. Я не выдержу этих посиделок дома, — утыкаюсь в плечо Гарри, когда он медленно опускает меня на холодную кровать.

— Хорошо, тогда поедем на работу. Как хорошо, что я с тобой работаю! — на лице появляется более менее довольная улыбка, пока руки шатена находят замочек спортивной кофты и тянут вниз. Ещё раз вглядываюсь в изумруды, стараясь понять намёк его действий: и в них нет ничего пошлого или требующего.

Не давая мне забыть свою любовь к наготе, шатен медленно стягивает вещицу за вещицей, обнажая наши тела. Ему нравится, как он сам говорил, чувствовать моё тело своим, знать, что нет никаких границ между нами в виде пижам и нижнего белья. И эту довольно странную прихоть я смогла принять.

Сворачиваюсь в клубок на краю кровати, отвернувшись в сторону окна, ощущая после прошедшей ссоры дикий, тяжёлый осадок. Грустно, что все так произошло в Майами, грустно было видеть, как Гарри не умеет держать себя в рамках, грустно, что он поступил не по-взрослому, отсев от меня в самолёте, грустно, что признался в