Огляделась по сторонам, подобрала клубочек волшебный, да и запустила в Змея Горыныча, в лоб голове его средней.

— Посередине бей, — подсказала траекторию на всяк случай.

Со славой выполнил клубочек боевое задание — замотал головой Горыня, взревел, обидевшись. Нащупала Яга в кармане окарину. Сама не знала, что на нее нашло — а и заскользили пальцами по дырочкам, музыку Зельдину из нее добывая.

Память моторная не подвела.

— Ты... чего? — поразился Горыня. — Еще одна сумасшедшая женщина в этих пещерах!

Да не мог перебить он глубокий голос окарины заморской и тренировки Ясины упорные.

— Про Рыбку он? — шепотом спросил Волк Лешего.

— Вот и я говорю.. — раздался вдруг нежный голосок... из фонтана. — Давно тебе, Горынюшка, пора на воздух вольный, в воды широкие.

Поперхнулась Яга и играть перестала.

Вылезла из фонтана девица в платье золотом, с косами рыжими и... в венке с ромашками.

— Долго ли мне ждать тебя, муж мой? — выдохнула красавица, в пещеру с парапета слезая. Увидев змея, содрогнулась: — Ох, и сколько можно превращаться в это пугало?

Усмехнулся Змей Горыныч, хотя и показалось Ясе, будто пот у него на всех трех лбах сразу выступил.

— Все равно ты сама пришла, Рыбка Золотая.

И голос его медом льется, аж дивно. Свои тут у них разборки, местные. Яся окариной взмахнула, да остановили ее Кикимора и Леший.

— Постой, сейчас все ясно будет...

— Угадал... Хорошо, что на месте Горыни не я... — пробормотал Волк.

И по морде его было видно, что он рад тому, что Горыня — это Горыня, а он, Волк — это Волк.

Иван-царевич застонал под своей стеночкой. Рыбка Золотая же и Змей Горыныч продолжали речи свои медовые, тягучие и как обоюдоострый меч опасные:

— И не стыдно тебе жену гонять! Над Иваном глумишься. Что он тебе сделал? Человек добрый и сердцем мягкий, не то, что ты...

Вот-вот, Рыбка, ты мне уже нравишься.

— Это я глумлюсь?! — возмутился Змей и встал на лапы задние, из угла в угол заходил. — Кто его на дно морское утащил, лишь бы мне насолить?! Что может быть большим глумлением для мужчины, чем сделаться орудием в женских руках?!

Ах, вот оно как?! Ну, Рыбка! Клубочки кончились, поискала Яга взглядом еще оружия какого. Вот, кладенец царевича валяется, но неподъемный он больно.

— Ах, Горынюшка, но ты ведь внимания на меня не обращаешь... Думала, хоть за Иваном прибежишь, а ты..

— А твой отец меня ждет на морском дне не дождется! Морского змея ему подавай! Не стану я под дудку Царя Морского плясать! Мне и тут хорошо! Не по сердцу мне, Рыбка, отец твой! И ты мне сама навязалась!

Попытался Змей лапы на груди сложить, да слишком короткие они были, только ладошками одна до другой и дотянулись. Плюнул Горыня, ударился о пол пещеры каменной да и молодцем сделался.

Мажоры мажорами... Чесслово. Истерики не случаются по тому поводу, по которому их закатывают.

Нахмурилась Яга, шляпу Иванову размахнулась, и в парочку эту злодейскую бросила, на себя внимание обращая:

— Хватит воду лить! Повторяю вопрос, потом за себя не ручаюсь. Где Иван? На дне морском? У тебя, Рыбка ты ж Золотая?

— У меня. Что это за старушка страшная?

— Страшная, еще какая страшная — Иван мой, тащи его сюда.

— Прости, бабушка, но он мне нужен! Без него Горыня на дно не придет, а батюшка меня на сушу больше пускать не хочет! Вот и мотаюсь.... через фонтан на мужа смотреть, что за жизнь семейная такая?..

— Каждую четверть часа, — выплюнул Горыня. — Все нервы уже истрепала, рыба проклятая.

— Ах! — обиделась Рыбка Золотая, да в фонтанчик и скаканула.

Ну, Яга — за ней. А следом и Кикимора. Мало ли, что девицы не поделят, а она божество, как никак, водное, мудрое, старое.

Подушки не дали Яге нырнуть как человеку нормальному. Уж пыталась она, пыталась, а все ее на поверхность выталкивало. Наказание какое!

Так и барахталась, и вдруг подхватило ее что-то, да и обратно из фонтана наверх и вынесло. Отфыркнулась Яга от воды, как могла, глядит — а у кого на руках она сидит?..

— Ваня! — всхлипнула и повисла у него на мокрой шее.

— Что же ты делаешь тут, солнышко ясное? — удивился Иван, к себе старуху липовую прижимая.

— Тебя, дурака, спасаю, — ударила его в грудь Яга и теперь в голос разревелась.

Так и стоял Иван по колено в фонтане воды живой, а на руках у него рыдала в три ручья, при том истекая подушками, настоящая баба Яга. И плевать ей было, что Яге, вообще-то, не положено, что нос отвалится, что они в пещерах змея-маньяка, у которого в голове и супружестве разлад, и от того честные люди страдают.

— А они тут отношения выясняют, за наш счет! — пожаловалась Яся Ивану, и в Горыню пальцем ткнула.

— Фу, — скривилась Золотая Рыбка. — Это и есть твоя суженая? А