– Что значит правильно?

– Ты знаешь мою убежденность: что было, то было, и ничто не может изменить уже бывшее, случившееся. Но, зная ход событий заранее, можно вычленить положительную составляющую… в любом, даже самом говенном деле есть хоть что-то положительное!.. и использовать эту составляющую себе любимому на пользу. Аккуратно. Очень точно. На пользу своего сиюминутного и, главное, будущего имиджа, хотя такое слово в те годы еще не в ходу было…

– Ты об Очкарике?

Догадлив Командир, слов нет.

– О нем.

– Он, что, тебе нравится? – На всякий случай добавил: – Как человек…

– Скажем мягче: он мне немного симпатичен.

– Чем?

– Может, я и размазня, и сопли распустил, но он мне не кажется Железным Командором…

– Командор был каменным. Железным был Дровосек. Ну и что, что он тебе не кажется?

– Я лучше скажу, каким он мне кажется. Он не уверен в себе. Он – заложник той Системы, он вжился в нее, пообтерся, обвык, но ощущение такое, что он внутренне, на уровне подсознания считает себя чужим. Живет по правилам, боится их нарушить, но способен на нестандартный поступок, если тот эти правила не нарушает…

– Слушай, Легат, чего-то тебя не туда понесло. Человек, прошедший все ступеньки Системы – снизу до самого верха! – и он заложник? Окстись! У тебя есть дурацкое свойство переоценивать людей. Оно тебе и в Службе мешает, а уж в Конторе – оно и вовсе ни к чему! Избавляйся от него, пока глупостей не наделал. Иди туда, побаюкай своего Очкарика, научи его правильно использовать всякие составляющие, но подбери сопли. Ты уже на них наступаешь…

В принципе Командир был прав. За Легатом водилось не нужное ни в той, ни в этой жизни свойство увлекаться кем-то, как неким возможным персонажем не придуманной и уж тем более не написанной книги. И вот он начинает ее придумывать, а потом – чаще всего! – бросает на полпути, потому что придуманное оказывается несоответствующим реальному. Оно, это свойство, не очень-то, в общем, и мешало тому, что Легат делал в тот или иной период своей жизни, но и не помогало. Иными словами, в нем то и дело просыпался писатель-романтик, которым в своей литературе Легат никогда не был. Этакое раздвоение…

– Убедил, – сказал Легат и встал. – Я исправлюсь, и родина станет гордиться мной.

– Это вряд ли, – засмеялся Командир, – у нее и без тебя хватает объектов для гордости. Даже слишком… Ладно, успеха тебе. И не тяни с собственным финишем, там и без тебя справятся.

– Ты же сам меня в эту историю напутствовал…

– Я погорячился, – признал Командир. – Мне вообще вся эта возня с прошлым непонятна. На кой ляд? Было и прошло. Залить ворота в тоннель бетоном и делать дело… Но я Конторе не консультант, увольте.

На сем и расстались.

Занятно: в один день два совершенно разных человека усомнились в целесообразности проекта двух Контор. Усомнились – мягко говоря. Оса и вот Командир. Кто следующий?

Легат в принципе согласен с обоими. Но он, как ни смешно, еще не наигрался. Пока.

Он был дома чуть позже девяти. Жена еще не явилась. Это легкое умозаключение давно стало рефреном жизни Легата. Позвонил в театр. Секретарша жены радушно сообщила, что начальница на спектакле, а он заканчивается после десяти. Это значило, что начальница-жена не уедет из вверенного ей очага культуры, пока ее последний гость – а таковых на спектаклях бывает немало – не покинет этот очаг.

Можно было спокойно ложиться спать, потому что завтра собирался отбыть из дома не позднее семи тридцати утра, чтоб к десяти быть в Конторе. В той, которая Там, извините за невольный пафос. А это время для жены – неподъемное буквально, как уже вскользь отмечалось. Выходит, будем, как говорится, по-прежнему переписываться.

Во жизнь, блин!..

Ни жены толком не видит, с сыном встречается раз в сто лет, а невестку и в лицо не узнает, коли встретит на улице.

Одна умная и талантливая русская женщина сказала по сему случаю замечательно: «Я бы сменяла тебя там-там на тут-тут, ибо и тут цветы у дорог растут. Но, вероятно, самой судьбою мне дан там-там, ибо глаза мои здесь, а взгляд мой там».

Как про Легата сказала!

А сам он так не сумел бы, боженька такого дара не отпустил, пожадничал…

А до ворот с орлом он добрался уже за час сорок с копейками. И то с двумя короткими остановками после переходов на четвереньках. Да еще фонарик обронил, искал его, шаря в темноте, минут пять. Прогресс. Выгонят из Конторы, можно стать диггером. Хотя и очень не хочется…

Прежде чем отпереть ворота заветным ключиком, сел в который уж раз, смотрел на смятого ветром орла и машинально думал: кто ж его так и в чем смысл? Поскольку думал машинально, ничего и не придумывалось. Кроме стремного: заказать художнику копию с этого рисунка, обрамить и повесить на стену. Ни у кого такого нет! А у него – вот он, красный! И кстати, никаких ненужных аллюзий такой авангардистский портрет птицы вызывать ни у кого не должен, поскольку ничего общего, кроме двух крыльев и двух голов, с государственной символикой не имеет. Соответствующий закон не нарушен. Уголовная ответственность ни при чем. Да таких орлов по разным странам не счесть, и все о двух головах. Какие претензии? Если только по художественной части…

Загнул в памяти уголок, снял комбинезон, отысканный, кстати, в одежных завалах сына, в котором тот, опять кстати, в школьной молодости тоже малость диггерствовал. Комбез чудом сохранился при всех переездах, Легату впору оказался, он его прямо поверх цивильной одежды надел. И теперь снял – цивильная в полном порядке, чистая, да и что джинсам с рубахой и свитерком сделается? – отпер ворота, вышел на причал, запер ворота, сел на лавку, которую поставил здесь заботливый Харон – специально для приходящих гостей. Они ж в последнее время зачастили сюда…

Кто за ним прибудет на этот раз?

Оказалось – Харон. Специального офицера не прислали. Иными словами – появления Легата в тоннеле стало рутиной. Харона достаточно.

Он ждать не заставил, дело свое знал туго. Минут через семь-восемь замигал фонарем, лихо развернулся в тоннеле, причалил, швартоваться не стал. Потому что знал: этот гость сразу сигает с причала в катер и баланс на легкой волне держит. И катер не раскачивает.

Пожали друг другу руки и потарахтели к известной во всех временах пристани.

Легат вспомнил о путешествии с Осой и спросил:

– Скажи, Харон, а дети у тебя есть?

– А как же! – радостно ответил Харон, потому что гость вдруг сам с ним заговорил. – Двое. Парень и девица.

– Парню сколько сейчас?

– Девять стукнуло. А дочке – двенадцать, она старшая.

– К воде приучил?

– Ясное дело! Сын-то вон и катер мой, когда большого движения на Реке нет, сам водит, и неплохо, хотя малявка еще. А на водохранилище у меня своя моторочка есть, так он там так гоняет – мне самому страшно. Но пусть гоняет, мужик ведь растет…