И все же…

Тонкое хрупкое тело, узкая кость, длинные белые волосы, громадные голубые глаза — все это было от матери, Абигейл видела. Но черты лица…

И плотно сжатые тонкие губы, и нос с горбинкой, и разрез глаз, и надменное выражение лица…

Кто же был отцом ребенка Мишель?

Но в свое время она не поинтересовалась этим вопросом, а потом уже было поздно искать ответы. Александр молчал, Мишель уже тоже не спросишь…

Кто?!

Александр кланялся, улыбался, был изысканно вежлив, а Абигейл уже понимала, что в ее дом вступил страшный враг. И — ненавидела.

Но что она могла сделать?

Убить?

Не получалось.

Поймать на живца? То есть на женщину?

Возможно… один раз у нее даже получилось. Кажется…

А потом?

Алекс словно был сделан из снега и стали. Он поздравил эту шлюшку, как там ее… Марли? Фарли? Со свадьбой — и продолжил жить, как ни в чем не бывало.

И — привлекать людей.

К нему тянулись, он нравился, он мог быть обаятельным. И — был.

А еще быстрым и безжалостным.

Удары сыпались со всех сторон, Абигейл на миг даже растерялась — и проиграла. И оказалась в монастыре.

Но даже тут она не сдалась!

Она нашла выход. Нашла союзников, нашла…

— Ааааааааааааааииииииииииииииииииииии!!!

Крыса.

Мерзкая тварь выбралась из‑под кровати, взбежала по одеялу — и нагло уставилась на королеву, как бы спрашивая: 'Ну и что ты нашла?'.

Абигейл ждала шума на лестнице, она знала, что кто‑то из ее людей придёт, прогонит гнусную тварь… и шаги послышались.

Легкие, уверенные, быстрые…

А потом дверь распахнулась.

— Тетушка! Какая приятная встреча!

О, этот голос с издевкой! Абигейл вздрогнула и вжалась в стену.

— Алекс…

— Я рад, что вы меня помните! Пообщаемся? Недолго…

* * *

Что такое загнанная в угол крыса?

По — моему очень симпатичная зверушка. А вот про Абигейл я такого сказать никак не могу. Ее лицо, когда она меня увидела, было настолько омерзительно — этакая смесь ненависти, злости, гнева, бессилия… Так и хотелось схватить что потяжелее — и бить. Бить наотмашь. Пока не сдохнет.

И все же я должен был задать ей один вопрос. Остальное я узнаю от других, а вот это…

— Зачем?

— Что — зачем?

— Тетя, зачем ты так поступила? Зачем подставила мою мать, травила ее… она ведь тебя приняла как сестру? Когда‑то…

Вот тут‑то и вылезает истинное лицо Абигейли.

Рыло. Свинячье.

Сейчас бы ее народу показать — кто бы поверил, что эта гадина — их законная королева? Они б ее сами камнями забили!

Точеные, несмотря на возраст, черты лица, искажаются, губы складываются в звериный оскал, пальцы скрючиваются, подобно когтям.

— Жаль, что твоя мать не сдохла еще при рождении! Сука!! Тварь!!!

И я вычленяю главное. Абигейл просто ненавидела мою мать.

За что?

За всё. И — сразу. А подробности — есть ли в них смысл?

Никакого. Уже никакого. И я прищелкиваю пальцами.

Тень на стене растер, уплотняется — и спустя миг в комнату шагает Крысиный Король.

— Она твоя. Властью короля.

И только теперь Абигейл начинает визжать. Безумно, дико, а тень все растет, увеличивается, тянется к ней, накрывает — и рассыпается на несколько сотен крыс. И они начинают жрать.

Момент, когда отлетает душа, я улавливаю очень точно. И когда крысиный Король перехватывает ее и принимается жрать уже и душу.

Пусть.

После такого Абигейл не возродится в новом теле, но мне это безразлично. Я отворачиваюсь и выхожу вон.

В трактире тихо. Все спят тяжелым наведенным сном — и имя снятся крысы. Много крыс. Ак — квир понимающе смотрит на меня.

— Нам пора?

Одним прыжком я оказываюсь у него на спине.

— Пора. Пора домой.

* * *

Тишина, уют, спокойствие…

Интересно, когда‑нибудь у меня это будет? Уж точно не в столице. Приехать не успел…

Хорошо хоть, отсутствовал недолго, грабителей по дорогам развести не успели. А вот все остальное…

Приходится спешно отменять четыре новых пошлины, утрясать с границами владений, разбираться с наградами и наказаниями… пару раз ко мне пытается прорваться Дариола, но я на весь дворец посылаю ее в дальние дали.

Заняться мне нечем, с этой дурой разговаривать!

Почему дурой?

Была бы умная — не предавала бы. Так что прорывается она ко мне только через девять дней. А я и днюю, и ночую то в кабинете, то в подземелье.

— Алекс, нам надо поговорить!

— Слушаю?

Ходить вокруг да около Дариола не стала.

— Что теперь со мной будет?

— Родишь мне парочку детей — и в монастырь. За измену.

Я тоже не скрываю своих намерений. Было бы пред кем. К тому же я устал, измотан, я сплю не больше, чем по два часа в сутки… кто бы тут был любезен?

— Измены не было.

— Ты не переспала с Анри потому что ему не велел твой брат, — уточняю я. — Но ты пыталась.

Дариола бледнеет.

— Мой брат? То есть…

— Тебе просто подложили этого певуна. Хочет Дарюша птичку — будет ей птичка. Хочет куклу — будет кукла. Хочет любовника — будет любовник. Лишь бы не взбрыкивала и покорно родила от племенного бычка теленка нужного пола.

Дариола бледнеет, но королевская выучка берет свое.

— Мой брат не мог тебе так сказать.

— А он и не говорил. У нас были другие темы. Это мне рассказал твой любовник.

— Анри?! Он…

— Он мертв.

Рука женщины взлетает к горлу. В этот миг, с выпученными глазами и открытым ртом, она как никогда напоминает рыбину, вытащенную на сушу.

— Ты… ты…

Ну, не совсем я. Марта. Но уточнять я не собираюсь.

— Он мертв. Все.

— Тварь!

— Именно, дражайшая супруга. И советую меня не злить. Потому что зубы у твари тоже имеются. Хочешь выжить — будешь делать, как я скажу.

Дариола молча разворачивается и хлопает дверью. Туда и дорога.