Ангерран был представлен Клименту V лишь в 1307 г., и к его мнению в окружении папы стали прислушиваться только на переговорах в Пуатье в 1308 г. До того момента Мариньи уделял вопросам религии отнюдь не больше внимания, чем остальным государственным делам. Ведь Эрнест Ренан отвел Мариньи место в парламенте, собравшемся в 1301 г. в Санлисе на слушании дела, в котором обвинялся Бернар Сессе, лишь потому, что слишком буквально воспринял незначительное высказывание Тости.[1012]

Как камергер короля Ангерран последовал за своим господином в Пуатье в 1307 г. и не преминул извлечь выгоду из представившейся возможности, добившись от папы некоторых привилегий 31 мая и 3 июня.[1013] Но в 1308 г. он выступил в качестве независимого посланника с достаточно типичной целью. Еще до приезда Филиппа Красивого в Тур Мариньи побывал в Пуатье,[1014] где занялся приготовлениями к путешествию короля и провел предварительные переговоры, все так же по указу государя.[1015] Тотчас же по прибытии в Тур в королевском кортеже ему пришлось вновь отправиться в Пуатье по просьбе кардинала Раймонда де Го: 13 мая кардинал отправил Филиппу Красивому письмо с просьбой прислать Ангеррана, который помог бы положить конец стычкам между королевскими сопровождающими и людьми из свиты кардинала, спорившими о месте их размещения в городе.[1016] Следовательно, на этот раз к Мариньи обратились по вопросу жилья и расселения людей, решение которого, само собой, входило в обязанности королевского камергера.

Но в булле от 22 октября 1308 г. упоминалось уже не о камергере:[1017] в ней Климент V, помимо прочего, напомнил королю о том, что в Пуатье, в присутствии Людовика д'Эвре и графа де Сен-Поля, Мариньи от имени короля открыл ему несколько секретных проектов, относившихся к проблеме Константинополя. Карл Валуа, ссылаясь принадлежащее ему право на корону Куртене, добился того, что ем, официально позволили получать суммы от сбора десятины на Сицилии[1018] и во Франции.[1019] При этом французский налог должен был предоставляться ему прежде, чем пожалованные королю деньги от сбора двух других десятин, а позже и трех, поскольку в качестве компенсации Филиппу IV было дано право на еще одну. Король в этой ситуации ничего не терял, так как 30000 ливров, собранных Жоффруа Кокатриксом для Карла Валуа, были отправлены, с согласия последнего, в королевскую казну. Мариньи, первым подавший идею изъятия этих денег, обещал, что их вернут не позднее ноября 1307 г.[1020] Кроме того, все так же в Пуатье Ангерран обратился к Клименту V с просьбой о том, чтобы тот согласился стать посредником на переговорах с венецианским дожем, от которого требовалась помощь в организации грядущего похода на Константинополь.

Впрочем, о переговорах, проходивших с мая по июнь 1308 г в Пуатье, известно достаточно.[1021] Там брали слово Плезиан, Жиль Асцелин, Эджилио Колонна и другие, но не Мариньи. Речь шла том, чтобы настроить папу против тамплиеров, а это должны были сделать специалисты по каноническому праву, а не кто-нибудь другой. Кроме того, если бы Мариньи выступал на этом собрании это ни в коем случае не упустил бы из виду наш главный информатор, арагонский посланник.

Мариньи упоминал вопросы особой секретности, в отношении которых члены консистории были настроены не особенно благожелательно. То, что на этой встрече присутствовал граф де Сен-Поль подсказывает нам, что она могла состояться во время визита Мариньи и графа в Пуатье около 9 апреля 1308 г., уже упоминавшегося нами. Последней причиной, по которой мы относим предпринятый им демарш к апрелю 1308 г., является то, что 1 мая был убит Альберт Австрийский; Филипп Красивый узнал о случившемся в Пуатье;[1022] в конце мая король и его брат еще не выработали окончательной позиции по отношению к имперским выборам, а в сфере разбирательств по поводу Константинополя все оставили без изменений.

Мариньи должен был присутствовать на обсуждении вопроса об имуществе тамплиеров, поскольку это было дело уже политического и финансового, а не канонического толка. Кроме того, он не смог бы возглавить комиссию по этому делу в 1312 г., если бы в 1308-м он хотя бы не присутствовал на переговорах, после которых было принято решение передать имущество ордена королю.

После этого необходимо было осудить тамплиеров. Ввиду огласки, которую получил вынесенный в Санской провинции приговор, который должен был оказать решающее влияние на ход дела, фигура архиепископа Санского приобрела особую значимость. К тому же Этьен Бекар был при смерти. Собрание уполномоченных по данному делу отложили с августа на ноябрь 1309 г. в ожидании того момента, когда назовут его преемника, что, по мнению Ж. Лизерана,[1023] очень важно.

С конца 1308 г. Филипп Красивый беспрестанно увещевал Климента V назвать преемника умирающему, предварительно заручившись королевским согласием; в секретном послании 26 января 1309 г. папа пообещал, что выберет архиепископа лишь после того, как узнает мнение короля по этому поводу и примет во внимание его волю.[1024] Этьен Бекар скончался 29 марта 1309 г.; 23 апреля Климент V лично занялся избранием нового архиепископа.[1025] К началу октября Филипп Красивый уже мог выразить ему свою благодарность за то, что на этот пост был выдвинут Филипп де Мариньи. бывший ранее епископом Камбре.[1026] Ангерран де Мариньи вполне мог предложить кандидатуру своего брата, отрекомендовав его как человека, который будет исполнять королевскую волю так же ревностно, как и он сам. Филипп де Мариньи ранее служил писцом у короля и был королевским уполномоченным по делам приобретения имущества;[1027] но сделанный королем и доведенный до сведения папы[1028] выбор больше напоминает выбор человека, которого плохо знаешь, сделанный по рекомендации. Впрочем, упоминания о следующем событии достаточно, чтобы избавиться от любого рода сомнений на этот счет: в декабре того же года Филипп де Мариньи приобрел фьеф в Генневиле и в марте 1310 г. подарил его своему брату Ангеррану в благодарность за оказанные ему бесценные услуги.[1029]