Лилли издала вопль ярости. Сильный, неконтролируемый крик наполнил комнату и заставил химика вздрогнуть и прикрыть уши руками. Лилли бешено боролась с оковами, но безрезультатно. Ее глаза наполнились слезами. Меньше всего она хотела плакать, но не могла остановить слезы, и они текли по лицу. Старик опустил руки и посмотрел на Лилли с таким выражением, будто застал плачущего родственника на похоронах или поминках и теперь ждет, пока тот выплачет все горе.

В течение следующих секунд Лилли сделала несколько наблюдений и умозаключений – даже в тот момент, когда боролась со слезами, – и эти выводы были весьма важны для дальнейшего выживания. Снова засверкала молния, освещая комнату, и Лилли увидела белые вспышки. Она чувствовала себя странно, перед глазами все плыло, как будто она только что выпила литр алкоголя и теперь испытывала на себе его последствия. Лилли вспомнила ранние стадии опьянения Белладонной. Шум в голове приутих, боли в суставах слегка успокоились, но ни одно из этих достижений не казалось столь же важным, как слабое ощущение того, что ее влажное правое запястье скользнуло и чуть-чуть сместилось в узловатых мотках веревки, завязанной на запястьях за спиной.

Сначала она беспокоилась, что ей просто показалось. Глядя на старика и демонстративно отказываясь отвести от него свой взгляд, она осторожно попробовала снова высвободить свою руку из веревки, но оковы держали крепко. Ее руки потеряли чувствительность, и кровь отлила от пальцев. Лилли вспомнила, как изучала жизнь Гудини в средней школе и читала о его технике спасения из безвыходных ситуаций посредством системы тренировок, которая состояла из последовательного напряжения и расслабления мышц, постоянного напряжения и расслабления, поэтому она попробовала делать точно так же со своим скованным запястьем.

Мгновение спустя слезы высохли на ее лице. Она сглотнула кровь со вкусом меди, наполнившую рот после того, как она прикусила язык, и собралась с мыслями. Потом немного выждала, прежде чем сказать:

– Пожалуйста, пожалуйста… скажи мне, что ты делаешь. Хотя бы это ты обязан мне рассказать.

Старик выдохнул.

– По сути, я прохожу через предпоследний этап испытаний на людях, которыми я начал серьезно заниматься год назад.

Она уставилась на него.

– Нет никаких испытаний, мы оба знаем это.

– Лилли…

– Ты можешь остановить практику, ты раскрыт. Ты болен. Психически болен. Невменяем. Тебе не нужно заканчивать никаких испытаний, тебе нужны лекарства и длительное пребывание на веселой ферме.

Он кивнул в ее сторону, как будто оценивая ее слова:

– Могу я показать тебе кое-что, не вызывая еще одного приступа гнева?

Она пожала плечами.

Химик потянулся к подолу своей запачканной рубашки и задрал ее. Лилли посмотрела. Не понимая сначала, на что именно следует смотреть, она отметила удивительный размер его живота. Он нависал над поясом, как огромная булка сырого хлеба, волосатый, покрытый растяжками. Ноллз проговорил своим жалким, каркающим голосом:

– Как видишь, мое время ограничено.

– Что? – Лилли была в замешательстве. – На что я должна смот…

Она замолчала. Увидела отметины – под левой подмышкой, в дюйме от соска; они были едва видны в угасающем луче фонаря, который все еще лежал на верстаке в комнате.

– Увы… это алая буква[32] нашего века, – с грустью прокомментировал Ноллз. – Билет в обе стороны, причем в обратном направлении никто ехать не желает.

Лилли пошевелила губами, но не смогла вымолвить ни слова. Она почувствовала, как кабель впивается в тело. Он был такой горячий, как будто температура старика передавалась через путы и проникала в нее.

– Когда?..

Он отмахнулся от вопроса.

– Это произошло в коридоре незадолго до того, как ты проснулась.

Она смотрела на следы от укуса. Крошечные пятна в форме маленьких крестиков в каждой выемке. От волнения она не могла сделать полный вдох. Она произнесла:

– Как ты их…

– Я сам зашил их, а то некоторые были достаточно глубоки, чтобы задеть артерию.

Лилли почувствовала легкое головокружение, ее шатало, подташнивало, будто она плыла в пространстве. Слабый свет, идущий от верстака, становился золотым и теплым. Она не могла думать четко. Она поборолась с оковами еще какое-то время, почти непроизвольно. Кабель стукнулся о стену.

– Не делай этого, – она поменяла тон, теперь говорила ровно, мягко, как будто с ребенком. – Не делай этого. Бессмысленно. Бессердечно.

– Аааа. Цитируя поэта… – он опустил рубашку и снова закашлялся между фразами, – …вот в чем сложность: какие сны нам в вечном сне приснятся[33].

Он снова улыбнулся ей, и впервые Лилли увидела безумие, затопившее его глаза.

– Это имело огромный смысл, Лилли. Поверь мне. Ты кровью впишешь свое имя в историю. Твоя сущность – это сущность Сверхразума, озарение Христа, дорога к вакцине.

Она заметила шприц на полу недалеко от места, где они сидели.

– Ты дал мне еще одну дозу этого наркотика, Белладонны, не так ли? Это чтобы сделать меня покорной и провести твой последний эксперимент?

Старик глубоко вздохнул, как будто выплескивая наружу приступ боли. Он проигнорировал ее вопросы.

– У нас не было времени определить генетические маркеры в твоих клетках… но иногда наука – это не столько наука, сколько искусство. Нужно использовать интуицию. Я верю, что твоя кровь даст недостающий ингредиент для антидота.

Голова Лилли начала кружиться, ее желудок сжался от тошноты, перед глазами сверкал галлюцинаторный фейерверк. Но в то же время ее мозг запечатлел еще один намек на ослабление веревки вокруг правого запястья.

– Я не понимаю.

– Нет, Лилли, я считаю, что понимаешь. Я верю, что ты прекрасно все понимаешь.

– Послушай меня. Мне жаль, что ты умрешь, но это все продукт твоей болезни, твоего психического заболевания. Я остановлю тебя. Я положу этому конец. Обещаю, что прикончу тебя, если ты будешь продолжать это дело до конца.

– Наоборот, ты присоединишься ко мне. – Его улыбка заставила волоски на ее шее встать дыбом. – У меня получится, и мы станем одним целым в купели, и наш союз создаст генетический материал, который создаст лекарство.

Она почувствовала, что гнев бушует внутри ее, но его сдерживал наркотик или что-то еще, что псих, сидящий напротив нее, ввел в кровь Лилли.

– Ты сумасшедший старик, который потерял рассудок.

– Как бы то ни было…