Зато есть начало четвертой части церемониала — празднества: музыканты уже тут. Один из них — тот, что с двумя дудками во рту, — определен экспертами как венгр; возможно, это след путешествия Симоне в Буду в свите кардинала Монтефьоре. Как раз в начале XIV века к власти в Венгрии пришла Анжуйская династия (а в Ужгороде надолго воцарились неаполитанские графы Другеты).

Но самый любопытный персонаж — в сцене «Чудо воскрешения мальчика». На фоне зубчатой башни, в которой угадывается тогдашний облик сиенского Палаццо Пубблико (хотя чудо произошло в Шартре), стоят два рыцаря. Один из них, неказистой внешности, с опущенными уголками губ, крайне скептически глядит на чудо — так, что второй смотрит на него с неодобрительным удивлением. Многие знатоки считают, что непригожий скептик в синей шапке — автопортрет Симоне Мартини. Петрарка ведь назвал его «выдающимся, но некрасивым живописцем».

Вся капелла Святого Мартина — результат сближения рыцарства и духовенства. Крестовые походы XI–XIII веков стали показательным проявлением христианской доблести. Францисканцы занимались вербовкой воинов.

Хотя и тут явное противоречие — ведь святой Мартин отказался воевать, что изображено в одной из сцен в капелле: она и называется «Отречение от оружия». История из жития святого увлекательна.

«Перед битвой с алеманнами Мартин выступил вперед и смело сказал своему военачальнику: «Кесарь! Доселе я служил у тебя в коннице, но теперь позволь мне вступить на служение Богу. Я — воин Христов и посему не должен более сражаться за тебя». — «Ты — трус, Мартин, — с упреком отвечал разгневанный Юлиан. — Завтра состоится битва. И вот страх битвы, а не страх Божий заставляет тебя уклоняться от службы». Но Мартин смело продолжал: «Если ты принимаешь мое отречение за трусость, а не за верность, то поставь меня завтра одного без всякого оружия в самом опасном месте битвы. Тогда ты увидишь, что без всякого оружия, с одним только именем Христа и знамением Его святого Креста, я безбоязненно буду наступать на ряды неприятеля». — «Пусть будет так», — сказал Юлиан и приказал отдать Мартина до следующего дня под стражу. На другой день алеманны при виде прекрасно устроенного войска Юлиана отправили к нему для мирных переговоров послов с предложением полной покорности. Мир был заключен. После сего Мартин был освобожден от своей военной присяги и поспешил немедленно оставить войско».

На фреске Симоне святой еще в рыцарском облачении, но держит уже не меч, но крест. В общем, он хоть и является покровителем воинов, по-настоящему должен бы считаться небесным патроном хиппи и прочих пацифистов, но дело ведь всегда в трактовке, решительно зависящей от времени.

Зато мирным и благостным выглядит окружающий базилику Сан-Франческо город Ассизи — весь из светлого камня. Разместившийся на склоне горы Субасио его средневековый центр — один из самых нетронуто сохранившихся в Европе. Какое количество писавших о нем начинали так: «Кажется, время тут остановилось». Пошлость материализовалась: вокзал в Ассизи без часов, — нигде такого не видал. Бог знает, может, и впрямь здесь время должно течь по-особому.

По улицам взбираешься по-альпинистски, утешая себя тем, что потом-то непременно двинешься под уклон, но за спуском — новый подъем, однако вознагражденный красотами. Фасад кафедрала Сан-Руфино — бело-розовый пряник. Чудный образец романской архитектуры, примитив лучшего вида — как детская игрушка или сласть. Продолжая кулинарную тему: в лавках продается местный сыр с трюфелями и красным перцем — Viagra d'Assisi, остроумно.

В церкви Санта-Кьяра — крест, который когда-то заговорил с Франциском. С тех пор молчит. Тут же листочки с молитвой, составленной будущим святым в 1206 году, после того как он услышал слова, исходившие от креста: «Франциск, иди и восстанови дом Мой». Тексты на разных языках. Русского перевода в церкви нет, но он приведен в книжке, продающейся в магазине Францисканского общества. Издано в Москве в 1995 году. «Всевышний Боже славный, освети тьму сердца моего и дай мне истинную веру, ясную надежду и совершенную любовь, разумение и познание, Господи, чтобы исполнил я Твое святое и истинное призвание».

Поэтично и лаконично — что нечасто сопутствует одно другому. Он был очень хорошим поэтом, Франциск Ассизский. Сын местного зажиточного горожанина и француженки, с ранних лет сочинял стихи и стал трубадуром. Потом писал на устанавливающемся итальянском языке, но поначалу, судя по всему, по-французски, точнее — по-провансальски, коль скоро трубадуры — явление Прованса XI–XIII веков.

По-русски им не повезло с названием. Даже когда знаешь, в чем дело, перед умственным взором невольно возникает нечто медное, задранное вверх для побудки. Хотя труба здесь ни при чем: trobar — слагать стихи.

Поэзия трубадуров неразрывно связана с рыцарством. Из окна замка выглядывала воспеваемая Прекрасная Дама, недоступная и не очень-то практически желанная, если учесть, что это ее муж обеспечивал стихотворцу приличный уровень жизни при своем дворе. На манер рыцарских устраивались поэтические турниры. Альбигойские войны, разорившие в начале XIII века Прованс, покончили с трубадурами. До нас дошли сведения о четырех сотнях этих поэтов. Известнейший из них, Бертран де Борн, умер в 1215 году — его стихи, конечно, знал Франциск, родившийся в 1181-м.

Он водился с золотой молодежью, и биографы увлеченно говорят о его пристрастии к роскоши и развлечениям, чтобы создать контраст последующей аскезе. Франциск и в юности был совестлив и одаривал нищих, но первый настоящий переворот в его душе произошел в плену, куда он попал во время войны с Перуджей. Второй — по возвращении, в тяжелой болезни. Третий вызван видением, побудившим его покончить с прежней жизнью. И наконец, призыв говорящего креста завершил обращение.

В базилике Сан-Франческо в Ассизи не отделаться от ощущения, что на фресках Джотто в Верхней церкви — Франциск второго этапа жизни, а у Симоне в Нижней — первого. Хотя у него там святой Мартин Турский, но храм-то — во имя святого Франциска Ассизского, не сопоставить стиль и суть невозможно, как и жития обоих святых. Безусловно, Симоне Мартини подхватил то, что забросил Франциск, — поэзию трубадуров.

Оттого он и выделяется так среди современников.

А в Ассизи выделиться трудно: базилику Святого Франциска, помимо Симоне и Джотто, расписывали еще Чимабуэ и Пьетро Лоренцетти. Эта мощная квадрига затоптала всех возможных соперников. Уцелели лишь какие-то безымянные обломки: Мастер Санта-Кьяра, например, а как по имени-отчеству — неведомо. Открытие поджидает только в стороне от мощного вала первостатейных талантов, в низине, в пяти километрах от самого Ассизи — там Порциункола: церковь Санта-Мария-дельи-Анджели.

День уже клонится к вечеру, а по широкой площади все подходит и подходит народ. Бердяев, чтивший святого Франциска, горевал, что его места оставляют впечатление заброшенности. Бердяев бывал тут век назад, посмотрел бы сейчас: заполнена вся гигантская, седьмая по размеру в мире церковь, построенная вокруг двух келий святого Франциска. В Страстную пятницу, разумеется, преобладают паломники, но и в любое другое время здесь хватает туристов. Павел Муратов, который был тут примерно в те же годы, что Бердяев, как раз досадует на обилие посетителей, нарушающих благостность здешних мест. Как же все субъективно и относительно. Можно себе представить, что такое «много народу» в начале хх века и что — в начале XXI. Впервые я попал в Ассизи в сентябре 1977 года: по сравнению с нынешними временами — тишь и безлюдье.