Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Анжерке меня как-то одному директору сдали: приехал за деньгами, а у него в кабинете два мордоворота сидели по обеим сторонам стола и хлебали суп из железных чашек. Кое-как деньги забрал, а когда в следующий раз приехал, узнал, что у этого директора сына убили…
Уже через год пошли зарубежные телевизоры, а наши заводы стали закрываться. В Москве беспокойную работу выполнял Байраченко: один раз его ограбили возле банка, но он вышел сухим из воды.
Ольга Райдерман пришла к нам бухгалтером в 1993 году и помнит, что деньги в банк сдавали в коробках. Ей тогда было 18 лет, ее посадили печатать платежки. Главным бухгалтером была ее мама Полина Алексеевна Корякова. Вскоре пришла и моя жена Надежда – один из лучших бухгалтеров, которых я когда-либо встречал.
Среди сотрудников были еще Вадим Ретунский, Александр Захаров, Евгений Захаров, Юрий П, ветков, Николай Цицера и Василий Всолков.
Тогда же мы затеяли построить завод по производству сухого льда. К нам пришел Володя Бармин и уговорил заняться этим делом. Мы взяли частный кредит у фирмы «Котра-Т» под 150 % годовых. Фирмой тогда руководил мой бывший главный инженер Владимир Иванович Иванов. Оборудование на завод закупали в Молдавии, в Бельцах.
Завод построили и получили первый лед, с помощью которого увезли машину мороженого в тридцатиградусную жару в Бакчар! Отметили удачу возле озера, что за Барабинкой: бегали босиком по горящему костру, а потом выпивали прямо в озере. Кто не мог держать рюмку, тот и выпить не мог, ибо рюмка быстро наполнялась водой.
Однако победа на трудовом фронте оказалась роковой… Бармина будто заклинило: он говорил, что завод принадлежит только ему, а мы все можем идти боком! Тогда нужно было деньги возвращать, ведь проценты капали. Мы ему говорили, но это не помогло. Так и плюнули, отрабатывали на других фронтах, а Володя вскоре погиб на своем заводе: где-то задвижку не закрыл, пьяный уснул и задохнулся. Так все и пропало…
Воспоминания сестры Тани
1968 год, год, когда я закончила десять классов, а Сережа – восемь. Оба решили поступать. Мне нужно было обязательно получить профессию, брат тоже решил рвануть с друзьями за знаниями в техникум. Мама очень переживала за нас, говорила все время: «Хоть бы Сережа не поступил». А на меня, наверное, была надежда, что буду учиться.
Куда пойти? В классе восьмом я мечтала стать геологом, начиталась книг Д. Гранина. В голове крутились картины: с рюкзаком за плечами шагаешь по бескрайним просторам, ищешь полезные ископаемые, а вечером у костра песни поешь, смотришь на звездное небо. В общем, сплошная романтика. В 9—10 классе стала умнее, думала уже о земной профессии учителя – хотела стать учителем русского языка и литературы. Но случился облом: завалила сочинение, хотя до сих пор в это не верю. А наш Сережа поступил в техникум. И сейчас помню его глаза и прыгающие губы, когда при встрече я ему сказала, что не поступила. Реакция брата и стыд перед родителями, которые так верили в меня, заставили метаться в поисках нового места учебы, поэтому я поступила в Культпросвет на библиотечное отделение и сдала экзамены в железнодорожный техникум на бухгалтера. Что удивительно, математику и русский на четверки написала.
Дядя Сережа Кондратьев сыграл определенную роль в моей судьбе, сказав не торопиться, ведь можно сдать и на следующий год экзамены в пединститут. Вот так и приехала я домой.
Мне было неудобно, что не поступила, но что делать? На семейном совете мы с мамой решили пойти в районе, чтобы разведать обстановку с педкадрами в районе. Иногда брали в школы вожатыми без образования. Тогда заведующей районе была Федурина. Посмотрев мой аттестат, она предложила мне подумать о работе учителя начальных классов в малокомплектной школе в селе Кумаканда. Мама с папой одобрили, а мне было страшно, хотя я еще не представляла этой работы. Сейчас я бы ни за что не решилась на это.
Сергея проводили на учебу в Читу. Мы с мамой поехали в Кумаканду искать мне квартиру. Договорись с Сухановыми, родственниками дяди Кеши Писарева. Так в 17 лет я начала работать.
Сейчас вспоминаю первый месяц работы… Дора Матвеевна, учитель с большим стажем, еще один учитель в Кумаканде, была на курорте до 15 сентября, поэтому я должна была вести уроки у всех четырех классов одна с утра и с обеда. В одном классе сидели первый и третий классы, а в другом – второй и четвертый. Такой формат обучения я видела только здесь.
Дети приучались к самостоятельности: пока я работала с одним классом, другие выполняли данные мною задания. Но нужно было правильно организовать работу, а у меня не было на первых порах ни наставника, ни опыта, ни знаний. Сейчас я все время думаю о том, что руководители районе никак меня не контролировали, зная, что я после школы и мне самой еще надо учиться и учиться. Мне было трудно. С моими классами (первым и третьим) все было более-менее нормально в плане дисциплины, они были спокойные, а классы Доры Матвеевны (второй и четвертый) проверяли меня на прочность. Трудно было выстроить работу, заинтересовать ребят, подать материал правильно, потому что времени посидеть и подумать совсем не было. Меня окружали одни планы и орущие целый день дети.
Сейчас я удивляюсь, как это все вообще вынесла. Когда приехала Дора Матвеевна (она была и заведующей этой школой), стало полегче. Во-первых, я работала только со своими классами в одну смену, а, во-вторых, Дора Матвеевна мне помогала методически, иногда сидела на уроке, подсказывала, учила меня.
В третьем классе детки были смышленые. Их было семеро, а в первом – девять, всего 16 учеников. Я хорошо представляю теперь, что значит научить детей первого класса читать, писать, считать. С одним учеником (это был Володя Писарев), у меня ничего не получалось: он плохо читал, считал и т. д. Вдруг семья Писаревых переехала в Чернышевск. И через некоторое время собралась комиссия из районе по мою душу, потому что из-за этого Володи у них появились опасения, что все дети в моем первом классе такие. Приехали двое, сидели на уроках, тестировали детей,