Вражий клинок разорвал Лане бедро, пришлось тут же перевязать, однако нога все же опухла.

– Доедем – сразу к Юльке! – нахмурившись, приказал сотник. – Глузд!

– Я, господин сотник!

– За деву сию – ответственный! Проследишь. И не дай бог, что…

– Есть, господин…

Ах, как обрадовался Глузд! Но виду не показал, напустил на себя полную серьезность и важность. Такой вот важный к Лане и подошел, помог взобраться на коня, успокаивающе погладил девушку по плечу… и что-то строго бросил, кивая на сотника… Мол, поручили – вот и выполняю. Уж приходится – извини.

Добровоя, глянув на это, хмыкнула, и Миша быстро приложил палец к губам. Похоже, о чувствах Глузда к юной степной красотке догадывался не только один сотник. Ну и ладно! Пусть.

А вот с пытками по пути вышло совсем неладно – Лане стало гораздо хуже, появился жар, глаза нехорошо заблестели. А уж как увивался вокруг девчонки Глузд! Сам весь с лица спал – переживал парень, метался… то за водой, то за вином – у Ермила-десятника выпросил фляжку… Ничего не хотела Лана… лишь губы облизывала… но Глузду пару раз улыбнулась… Хорошо, скоро уже и Ратное.

А пытать нужно было… ну и что с того, что, так сказать, главный специалист по пыткам захворал? Что, некому больше? А Младшая стража на что? Пусть тренируются и в этом тоже. Пригодится – такие уж мрачные времена.

Скорый на решения Миша думал недолго, тут же разделив отряд на две части. Одна – Доборовоя, Лана, Глузд, раненый Авраам… и Ермил за старшего – отправилась в Михайлов городок, прихватив с собою убитых. Оставшаяся же ватажка не торопилась. Миша, два хитрована-дружка – Мекша с Федулом, и двое пленников – угрюмый бородач лет сорока с перевязанною рукою и чернявый Митьша – связной.

Простившись с товарищами, сотник велел поворачивать на плесо – там было пустынное место, проплешина, с трех сторон окруженная водою и поросшая рогозом, камышом да осокою – почти в человеческий рост! Еще старая сосна росла, кривая…

К сосне-то и привязали пленного – угрюмца, именно с него и решил начать Михаил.

Раз специалиста по пыткам, увы, нынче не имелось по вполне объективным причинам, решили действовать просто – огнем. Хитрованы запалили костер да принялись жечь угрюмого головней. Тот презрительно молчал… До поры до времени! Когда запахло паленой кожей – дернулся, заорал, заругался… Подпалилась и борода – увлеклись ребятки…

– Это тебе, гадина, за наших дев!

Лично сотник в процесс не вмешивался, лишь бесстрастно наблюдал за происходящим, время от времени бросая взгляды на Митьшу. Молодой злодей явно испугался, побледнел… Что и нужно было!

– А ну-ка, еще огонька гаду! За погибших наших… Ага-а!

Гнусно выругавшись, угрюмый снова дернулся, вены на лбу его вздулись, напряглись мощные бицепсы…

То ли веревки оказались гнилыми, то ли страх, боль и ипридали пленнику силы… Сделав резкий рывок, угрюмый разорвал путы и, оттолкнув ринувшегося к нему Федула, бросился в камыши… Однако не добежав и пару шагов, упал, пораженный ножом меж лопаток. Нож метнул Миша – ловко, как всегда и умел…

– Сдох, – подойдя к упавшему, сотник вытащил нож, обтер его о рубаху лиходея и, пнув мертвеца ногой, повернулся к своим. – Ну, что? Продолжим…

Митьша поплыл сразу… Едва только привязали к сосне, поднесли головню…

– Я скажу, скажу… Спрашивайте… Только не надо… Не надо, прошу…

– Хорошо, – присев напротив на корточки, покладисто кивнул Михаил. – Просишь – не будем. Только и ты нас уважь…

– Я готов… готов… Сказал же!

Пленник тряхнул чернявым чубом… Похоже, он очень хотел жить… и не терпел боли.

Что ж…

– Как давно на вас работает Мировид? Ну, тот мужик…

– А, рыбачок… – лиходей хмыкнул. – Недели две… Мы ему хорошо платим. Так старшой наш, Игнат, приказал…

– Старшой, говоришь… – задумчиво глядя куда-то мимо сосны, негромко протянул сотник. – Игнат… А он вообще где?

И в самом деле…

Вообще-то, старшой мог нынче быть и без личины… Лежал среди прочих – убитый… Но мог и не быть! Надо сказать, этот вопрос сильно интересовал Мишу. Потому и спросил. Одно дело, если главарь убит в схватке, и совсем другое – если здесь его и не было. Почему-то именно к этой версии и склонялся сейчас сотник. Может быть, потому что не увидал достойного соперника в шлеме с черным забралом-«личиною»? Может быть…

Спросил… Так, на всякий случай. И не прогадал! Трясущийся от страха за свою шкуру пленник не стал врать.

– Где – того не ведаю. Нет! В самом деле не ведаю, Христом-Богом клянусь! Он часто уходит… на два дня, на три… Приходит веселый, с серебришком…

– Черная «личина» с золотом? – уточнил Михаил. – На левой руке шрамик едва заметный?

– Да, да, так!

– Что еще расскажешь?

Увы, о своем главаре Митьша знал немногое – ватагу тот собрал не так и давно, где-то с месяц. Поначалу просто привлек к себе известных лиходеев, промышлявших в окрестностях Дорогобужа, в том числе – и Митьшу.

– У него свои воины уже были… Именно что воины – кони, кольчуги, сабли, – косясь на тлеющую головню, быстро пояснил пленник. – Меня они из поруба достали… А кое-кого – так почти с виселицы.

– С бору по сосенке всех злодеев собрали!

– Так…

И вот тут Миша задал наконец главный вопрос:

– Ягодницы-девы… На капище… за что их так? Игнат ваш – язычник?

Митьша зябко поежился под неуютным взглядом сотника:

– Не язычник, нет… Просто хотел, чтоб боялись, чтоб говорили… Потому и так… Но я ваших дев не трогал, нет, не-е-ет… – пленник вдруг дернулся и заплакал, по щекам его потекли крупные слезы… Было ли это искреннее раскаяние или просто страх за свою забубенную жизнь? Бог весть…

– О грибных местах вам Мировид поведал?

– Он и с Онуфрием-перекупщиком свел. Ну, на волоке который… Я и с Мировидом, и с Онуфрием… могу обсказать, показать… Осанистый такой мужичок, бородка рыжая, хитроглазый. Любит все пальцами щелкать… ну, когда прибыль считает, да.

– Игнат ваш… он тоже с Онуфрием дела имел?

– Через меня все… Хотя – не скажу в точности…

Миша покачал головой:

– А куда ваш старшой хаживал – ты не знаешь?

– Так ведь он нам не рассказывал, – осмелев, хмыкнул парняга. – И вообще, лишних расспросов не терпел. Мог и ножиком!

– Что ж – жаль, – покусав губу, сотник поднялся на ноги и снова посмотрел вдаль – на камыши, на тяжелые венчики рогоза, на блестевшую за ними реку… – Жаль, что так мало знаешь…