Иудеи поймали прокуратора на слове, и несколько человек отправились в Кесарию. На следующий день после своего прибытия новый прокуратор приказал привести к нему Павла. Лука живо описывает, как «стали кругом пришедшие из Иерусалима Иудеи», осыпая Павла обвинениями, но не в силах эти обвинения обосновать. Павел, оставаясь внешне совершенно спокойным, защищал себя теми же словами, что и раньше: «Я не сделал никакого преступления ни против закона Иудейского, ни против храма, ни против кесаря».

Последовал вопрос Феста: «Хочешь ли идти в Иерусалим, чтобы я там судил тебя в этом?» Павел моментально почувствовал подвох: «Я стою перед судом кесаревым, где мне и следует быть судиму. Иудеев я ничем не обидел, как и ты хорошо знаешь. Ибо, если я неправ и сделал что-нибудь, достойное смерти, то не отрекаюсь умереть; а если ничего того нет, в чем сии обвиняют меня, то никто не может выдать меня им. Требую суда кесарева».

Неожиданная развязка! Мы ничего не знаем о том, какие споры развернулись после этого заявления, но, думаю, споры были жаркие. Когда совет успокоился, прокуратор вынес решение: «Ты потребовал суда кесарева, к кесарю и отправишься» (Деян 25:8—12).

Экзегеты подвергали сомнению рассказ о суде в том виде, в каком нам его представил Лука. Они утверждают, что обращение к кесарю, то есть к императору, очень редко приводило к какому-нибудь результату. Если бы к нему прибегали постоянно, римские суды захлебнулись бы от потока разбирательств. Но такое обращение было признанным правом, а такие законы, как Lex Valeria, Lex Porcia или Lex Julia, гарантировали право римских граждан. Разве сам Феликс не отправил в Рим разбойника Елеазара, чтобы его судили там? То, что Лука делает все, чтобы возвеличить Павла, вовсе не свидетельствует, что описанное им не было реально: узник мог потребовать обращения к императору и получал право на это обращение.

Через какое-то время иудейский король Агриппа II появился в Кесарии, где намеревался остаться вместе со своей сестрой Береникой. Вскоре Береника встретила там Тита, сына императора Веспасиана, и страсть, которая бросила их в объятия друг друга, сделала их имена бессмертными. Фест изложил царю дело Павла и сообщил о принятом им решении. Агриппа пожелал выслушать столь необычного узника. На следующий день Агриппа и Береника «пришли с великою пышностью и вошли в судебную палату с тысяченачальни-ками и знатнейшими гражданами», куда привели и Павла. Царь потребовал, чтобы узник рассказал ему о себе. Эта речь Тарсянина, довольно длинная, также известна нам в изложении Луки. Не удивительно, что начал Павел с рассказа о своем апостольском служении среди язычников и своем призыве, «чтобы они покаялись и обратились к Богу, делая дела, достойные покаяния» (Деян 26:20). И дальше Павел продолжил: «За это схватили меня Иудеи в храме и покушались растерзать. Но, получив помощь от Бога, я до сего дня стою, свидетельствуя малому и великому, ничего не говоря, кроме того, о чем пророки и Моисей говорили, что это будет, то есть что Христос имел пострадать и, восстав первый из мертвых, возвестить свет народу (Иудейскому) и язычникам».

Этих слов Фест уже вынести не смог. Он возвысил голос: «Безумствуешь ты, Павел! большая ученость доводит тебя до сумасшествия».

Но Павел говорил не для Феста. Он обратился к Агриппе: «Ибо знает об этом царь, перед которым и говорю смело. Я отнюдь не верю, чтобы от него было что-нибудь из сего скрыто; ибо это не в углу происходило. Веришь ли, царь Агриппа, пророкам? Знаю, что веришь».

Агриппа предпочел отшутиться: «Ты немного не убеждаешь меня сделаться Христианином».

Павел разгорячился: «Молил бы я Бога, чтобы мало ли, много ли, не только ты, но и все, слушающие меня сегодня, сделались такими, как я, кроме этих уз».

Этим слушание закончилось, и Агриппа не скрыл от Феста, что Павел убедил его в своей невиновности: «Этот человек ничего, достойного смерти или уз, не делает… можно было бы освободить этого человека, если бы он не потребовал суда у кесаря» (Деян 26:21–24, 26–29, 31–32).

Павла было решено отправить к императору.

Лето 60 года подходило к концу, и вот-вот должен был вступить в силу запрет на навигацию. Фест решил действовать быстро. Он воспользовался судном, отправлявшимся из Адрамития, одного из портов Малой Азии, в Ликию. Очень важно: в рассказе Луки снова появляется то самое слово мы. Вплоть до прибытия в Рим Лука остается очевидцем событий. Рассказ евангелиста о путешествии содержит столько точных подробностей о навигации древних, что сам адмирал Нельсон, прекрасно знавший Средиземноморье, станет потом утверждать, что по изложению Луки учился морскому делу.

Павел, по-прежнему в оковах, взошел на борт корабля, где оказался в толпе других заключенных, которых по неизвестным нам причинам также перевозили в Рим. Охрана узников состояла из римских солдат. Командовал ими центурион по имени Юлии из когорты Августа. Аристарх, македонянин из Фессалоники, и, конечно, Лука получили дозволение сопровождать учителя.

Первую остановку судно сделало в Сидонс, сегодня это город Сайда на побережье Ливана. Юлий разрешил Павлу сойти на землю и встретиться с сидонскими христианами. Эта встреча принесла апостолу радость. Когда корабль взял курс на Кипр, ветры заставили судно обходить остров с запада. С враждебными ветрами пришлось бороться на всем пути вдоль побережья Киликии и Памфилии. Чтобы добраться до порта Миры, конечной цели корабля, понадобилось две недели.

Что же было делать центуриону с порученными ему узниками? К счастью, в порт вошел корабль, шедший в Италию из Александрии; возможно, это было судно, перевозившее пшеницу, которой Египет кормил Рим и Италию. Судно, на которое сели Юлий и узники, вероятно, было водоизмещением в пятьсот тонн и при попутном ветре могло достигать скорости в шесть морских миль в час (около одиннадцати километров). Всего на судне оказалось двести семьдесят шесть человек: команда, пассажиры, заключенные, солдаты.

По-прежнему дули неблагоприятные ветры: «Медленно плавая многие дни и едва поровнявшись с Книдом… мы подплыли к Криту при Салмоне» (Деян 27:7). Было принято решение идти к юту Пелопоннеса в направлении северного берега Крита. Обойдя мыс Салмон на восточной оконечности острова, корабль пошел вдоль южного берега Крита и около города Ласеи нашел приют в месте, именуемом сегодня Кали Лимене. Тех, в чьем воображении живут образы из Деяний апостолов и кто пытается найти эту гавань, ждет жестокое разочарование: ныне эти берега заняты огромными цистернами с нефтью.

Путешественники значительно отставали от намеченного в Кесарии графика путешествия. Учитывая плохую погоду, было опасно не подчиниться общему правилу — mare clausum[36], которое запрещало навигацию. Пошли споры между теми, кто хотел продолжить плавание, и теми, кто считал благоразумным задержаться до середины марта. К изумлению команды и пассажиров, Павел вмешался в спор: «Мужи! я вижу, что плавание будет с затруднениями и с большим вредом не только для груза и корабля, но и для нашей жизни» (Деян 27:10).