начали ждать время «Ч», три часа дня, когда в системе сработает таймер и возвратятся два самых везучих агента.

Им везло до самого конца. И в пятнадцать ноль-ноль опять оба тела, мужское и женское, зашевелились и стали оживать. Срочная помощь не требовалась, оба дышали ровно и сами открыли глаза. Медики все равно явились, настаивая на протоколе. Федор Иванович дал добро и устный отчет о последней стадии операции перенесли на утро следующего дня.

***

Академик Столетов срочно потребовал защищенную линию с замминистра Юрием Максимовичем, спеша доложить об успехах проекта «Призрак», тем самым реабилитируя в глазах начальства как проект, так и себя лично. В ответ он получил заверения, что скоро ему будет позволено переехать в столицу.

Глава двадцатая – Сражение на Кошачьих островах

Разумеется, я не видел всего сражения, но по сведениям, собранным мной по горячим следам, все происходило так:

«Первый фрегат из княжеской эскадры налетел на два затопленных флейта, конкретно завяз в них и стал бесполезен. По приказу магистра, выполнявшего мой план, тяжелые батареи не спешили пустить его на дно. Вторым шел флагман. Старший капитан, впрочем, скорее всего адмирал, вовсе не был глупцом и принял как можно левее, чтобы обойти застрявший фрегат. И хотя он проходил всего в сотне метров от огромных пушек, те, замаскированные свежесрезанными кустами, молчали. Соответственно, княжеская эскадра и не подозревала об их существовании.

Флагман прошел проливом до того места, где острова закруглялись, образуя довольно обширную акваторию, годную для маневра крупными судами.

Но тут из-за двух мысов вышли под всеми парусами два утяжеленных фрегата, балласт которых для повышения остойчивости увеличили. Флагман совершил циркуляцию влево и дал залп правым бортом. Он вступил в бой ожидая помощи от еще, по крайней мере, трех союзных фрегатов.

Естественно, адмирал не знал, что три больших лодки-брандера, начиненных порохом и тряпьем, щедро политым маслом, уже догоняли последний корабль эскадры. Три брандера, под управлением смельчаков, подгоняемые ветром и течением, шли чуть быстрее, чем фрегаты, так как могли себе это позволить ввиду малых размеров и лучшей управляемости.

Тем временем фрегаты продолжали движение в проливе, соблюдая дистанцию в два-три кабельтова. Так получилось, что расстояние между кораблями оказалось примерно равным расстоянию между береговыми фортами. Первым поравнялся с фортом средний из фрегатов, заряженные пушки которого поджидали подходящую мишень. До вражеского корабля оставалось около сотни метров, что делало его легкой и почти идеальной целью: трудно промазать в мишень, длина которой равна половине дистанции стрельбы, а высота борта составляет пять метров.

Недавно обученные молодые канониры руководили наводкой пушек. Им хотелось славы и денег, и они выверяли все до сантиметра. Дистанция стрельбы была такой, что канонирам казалось, будто стволы пушек упирались в борт фрегата. Первая пушка дала пристрелочный выстрел. Тяжелое каменное ядро, способное улететь чуть ли не на километр, врезалось в самую середину левого борта. Удар пришелся рядом с пушечным портом. Шпангоут[1], к которому крепились доски борта, не выдержал удара и провалился внутрь вместе с куском борта и пушечным портом. Вокруг полетели брызги белых щепок.

– Выбить один малый клин! – проорал канонир команду для оставшихся пушек.

После короткой паузы, необходимой для исполнения приказа, прозвучала новая команда.

– Залпом враз пали!

К одиннадцати затравкам поднесли раскаленные металлические пруты, и батарея рявкнула низким голосом, и тяжелые ядра ушли в сторону высокого деревянного борта. Два из них разбились о борт, и каменные осколки брызнули во все стороны, в основном, не причинив особого вреда. Два из них, пущенные слишком низко, заскакали как огромные блинчики по водной глади и врезались в борт. Но сила их удара была уже частично погашена и толстые доски выдержали.

Оставшиеся семь ядер врезались в борт достаточно низко и только одно отскочило от спружинивших досок, а остальные проделали в нем огромные дыры. Два ядра проломили обшивку у самой воды, а одно, перед самым ударом, ушло в воду и пролом оказался ниже ватерлинии. Этой единственной дыры оказалось достаточно. Вода хлынула в трюм, судно начало садиться в воду, угрожая тем, что следующие по высоте пробоины окажутся под водой.

Разумеется, корабль не имел герметичных отсеков, и спастись можно было только подведя под дыру пластырь. Эта трудоемкая операция требовала времени, а с берега вдруг полетели арбалетные болты и мушкетные пули. В итоге собравшаяся бригада, с пластырем наготове, неожиданно понесла значительные потери, а уцелевшие моряки спрятались за фальшбортом.

Фрегат, тем временем, принимал воду и вскоре два других отверстия стали так низко, что вода пошла и через них. Стало ясно, что одним пластырем уже не обойтись. Судно оказалось обречено.

Где-то впереди грохнул тяжелый одиночный выстрел, а за ним через двадцать секунд последовал мощный залп из больших пушек. Этому фрегату «повезло». Несмотря на развороченный борт ни одной пробоины ниже ватерлинии он не получил. Немедленное затопление ему не грозило, но разрушения оказались огромны. К тому же корабль оказался вблизи пиратской базы, которую прикрывали шестьдесят малокалиберных пушек и десяток бомбард. Шестифунтовые орудия делали по три-четыре выстрела в минуту, засыпая фрегат ядрами, не дававшие работать матросам, а бомбарды открыли огонь по пробоинам. Некоторые бомбы взрывались в трюме, устраивая пожары и грозя взрывом пороха.

Вообще-то взрыв пороха при таких обстоятельствах оставался лишь вопросом времени. Кто-то умный догадался отдать приказ ставить паруса, и разбитый корабль стал набирать ход, выходя из-под обстрела. И вот когда уже казалось, что они отошли достаточно далеко