и не появился на учёбе. Да и вообще институт, всегда гудящий сплетнями как улей, сейчас странно притих. Никто не смотрел криво в мою сторону, никто не шептался за спиной. И это казалось затишьем перед бурей.

Но мне она была не нужна. Я и так знала, чем кончится это грязное дело, потому что однажды уже прошла по горящим углям через нечто подобное. Сильные мира сего вываляли меня в грязи, а любимый парень поверил в то, что я переспала с его лучшим другом.

Почти зеркальная ситуация…

Вот только я не хотела более проходить через подобное унижение. Мне и одного раза хватило, чтобы понять — Басов никогда не играл в моей команде и всегда готов был верить кому угодно, но только не мне. Так и сейчас: ему расскажут уродливую сказку, где я за деньги продавала двум прожжённым мажорам своё тело, а он и поверит.

Ведь люди не меняются, не так ли?

От этого понимания было почти невыносимо дышать, двигаться и продолжать жить. Но я делала это и каждый божий день приказывала себе забыть парня, без которого я, казалось бы, чувствовала себя мёртвой. Вот только сердце моё глупое меня не слушало, а слёзы сами лились из глаз в тоске по несбыточным мечтам. И душа ждала его звонка, где бы он сказал мне, что со мной. Что любит. Что никогда не поверит ни одной чудовищной выдумке обо мне.

Как итог: вечер субботы клонился к своему логическому завершению. Я в одиночестве поужинала, слушая, как из комнаты Марты доносится жалобная, полная муки, фортепьянная мелодия, а затем вздрогнула, когда в нашу дверь позвонили.

Я тут же вспомнила звонок от адвоката Мирзоева, который настойчиво напомнил, чтобы я не забыла забрать заявление из полиции, ведь у меня осталось так мало времени. По позвоночнику прокатилась волна липкого страха. Но я всё же поднялась на ноги и побрела в сторону прихожей, не желая превращаться в забитого и запуганного зверька.

Не глядя в глазок, распахнула дверь, но тут же замерла и, кажется, рот открыла от изумления.

— Привет, — с ноги на ногу переступил парень и хмуро на меня глянул.

— Привет, — процедила я и выше подняла голову, давая понять, что ему тут не рады.

— Я к Марте.

— Да неужели? — удивлённо приподняла я брови.

— Её нет на парах с понедельника.

— И что?

— Я ведь староста, — развёл руками Стафеев и шумно сглотнул. — Пришёл узнать, может, чем нужно помочь по учёбе или…

— Или пойти на хрен, Федя, — прорычала я и почти захлопнула перед его носом дверь, но тот успел сунуть в створ носок своих кроссовок.

— Марта! — крикнул парень и словно табуретку отставил меня в сторону, разулся и прошёл внутрь. — Марта?

— Ну ты вообще красавчик, конечно, Стафеев, — выпала я в нерастворимый осадок.

— Где её комната? — игнорируя моё замечание, спросил нежданный гость, но тут же на звук его зычного голоса в коридор высунула нос Максимовская и поражённо воззрилась на парня.

Секунда и Фёдор Марту просто занёс обратно в комнату, а затем плотно закрыл за собой дверь. А я пошла на кухню, где попыталась доесть свой остывший ужин и не прислушиваться к разговорам двух молодых людей, да только не получилось.

— Ты чего припёрся, Стафеев?

— Я волновался.

— За всех в группе так волнуешься или только за ту, которую трахнул и послал в долгое пешее, м-м?

— Я звонил тебе, но ты не брала трубку.

— Я, представь себе, не имела желания с тобой говорить.

— А я имел!

— Уйди, пожалуйста…

— Может что-то в аптеке купить? Чем ты больна?

— Воспалением правой пятки, Стафеев!

— Марта!

— Уйди, твою мать! — разговор скатился в крик.

— Да не могу я уйти!

— Пф-ф-ф…

— И не хочу!

Пару секунд колючего, прошивающего насквозь болью молчания, а затем Марта ломается. И я на расстоянии ощущаю, насколько непоправимо её перемалывает эта мясорубка под названием «безответная любовь».

— У тебя совесть есть, Федь? — я слышала, как задрожал её голос. — Или тебе просто доставляет удовольствие вот так изощрённо пить мне кровь?

— Я скучал по тебе, — тихо, надломлено, едва слышно произнёс Стафеев. — Марта…

— Скучал?

— Да…

— Тогда прямо сейчас звони своей Анечке и, будь добр, поставить и её в известность, по кому именно ты скучаешь и что это точно не она! — снова отчаянный крик.

Громкое чертыханье. Мат!

Хлопок двери и быстрый, злой топот ног в сторону выхода из квартиры. Бросаюсь следом и слепо смотрю, как обувается Стафеев, как тянет на себя входную дверь. В последний момент оборачивается и смотрит так, будто бы хочет придушить меня. Или себя.

— Басов сегодня улетел в Москву. Насовсем, — рубит он, и каждое его слово словно разрывная пуля влетает в меня, и я разлетаюсь на куски.

В мясо, чёрт возьми!

Ну я же говорила… Ярослав даже не позвонил мне, просто бросил, не желая мараться о такую, как я.

Дверь за парнем захлопнулась, а я рухнула на пол, закрыла лицо руками и разрыдалась.

Не нужна…

Глава 35 — Бермудский треугольник

Фёдор

— Куда попёр? Халат надень! — ворчит моя тётка и хмурит кустистые, но бесцветные брови.

— Блин, — кое-как протягиваю руки в рукава и морщусь, психуя, что одёжка не по размеру сковывает движения. — А без него никак?

— Никак, — углубляется в написание историй болезни женщина, а я только закатываю глаза, но подчиняюсь. Других вариантов у меня нет, уже пробовал, посторонних не пускают. — Тринадцатая палата.

— Помню, — киваю я и покидаю просторный кабинет, пропахший антисептиком.

Выхожу в коридор и быстрым шагом направляюсь почти в самый его конец, где сворачиваю в нужную дверь. Коротко стучусь, но, не дожидаясь ответа, толкаю створку и прохожу внутрь. Глаза пациента, на секунду вспыхнувшие бесконечной надеждой, резко тухнут.

— Здорово, чувак.

— И тебе не хворать, — откидывается на подушки парень, принимаясь бездумно переключать каналы на висящем перед ним телевизоре.

Подхожу. Жмём друг другу руки. Я сажусь в кресло рядом с его кроватью, и мы принимаемся молча рассматривать друг друга. У Ярослава не хило так пострадало лицо: губа рассечена, пару швов виднеется над левой бровью, гематома на виске, на правой щеке ссадина, будто бы ею протирали асфальт. А ещё перебинтована рука, и наложен гипс.

— Сломана? — киваю я на его пострадавшую конечность.

— Три пальца из пяти. В остальном так — отбивная, но кости целы.

— Повезло, — киваю я.

— Скорость была небольшая.

— Да, — соглашается Ярослав, но я вижу, что у него нет никакого интереса говорить со мной. Он весь будто