Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Воображаемые миры бывали невероятно богатыми и впечатляющими. В захватывающем романе Рэйчел Фергюсон «Бронте поехали в Вулвортс» (The Brontеs Went to Woolworths, 1931) три сестры создают мир мечтаний, в который погружаются так глубоко, что в конце концов запутывают даже читателей: где заканчивается фантазия и начинается реальность?[663] Повествование ведется от лица Дирдре, которая слишком хорошо разбирается во всевозможных литературных прецедентах и сетует, что воображение, по-видимому, лишило ее способности делать разумный выбор. Так, однажды мужчина позвал ее замуж, но при всей симпатии к кавалеру она не смогла принять его предложение, ведь была слишком влюблена в Шерлока Холмса: «Мои чувства к Шерлоку, его личности, его разуму были так сильны, что реальные мужчины по сравнению с ним превращались в серые тени»[664]. И она задается вопросом: не это ли есть настоящая любовь, «поклонение образу, иллюзии», когда «плоть и кровь больше не имеют особенного значения»?
После Второй мировой войны в фантазии девочек, которые раньше населяли литературные герои и кинозвезды, пробрались поп-идолы и участники бой-бендов. Но каково это – любить битла, Дэвида Кэссиди, Донни Осмонда или (более актуальный пример) члена группы One Direction? Современные ученые исследуют фанатскую любовь как элемент культурной истории. На долгие годы затянулись споры о том, считать ли девочек активными управителями или пассивными потребителями популярной культуры[665]. Потребляли они всегда с удовольствием. Молодые женщины в 1920–1930-х годах скупали романы и журналы о кино, наводняли кинотеатры и танцевальные залы. В 1950-х они тратили карманные деньги на журналы о звездах, кофейники, косметички, балетки, юбки-солнце. В 1960-х рынки заполонили бесконечные пластинки, проигрыватели, одежда для подростков[666]. Некоторые социологи-теоретики – например, феминистка и писательница Барбара Эренрейх – называли битломанию формой прорвавшего оборону сексуального самовыражения девочек, которые до того обязаны были держать свои страсти под контролем и сохранять видимую скромность[667]. В 1970-х Анджела Макробби и Дженни Гарбер обратили внимание на культурное значение девичьих спален – особого пространства, в котором расцветала женская дружба, играли записи любимых исполнителей, проводились эксперименты с макияжем и бесконечно обсуждались мальчики[668].
Сегодня в нашем распоряжении имеются литературные и автобиографические исследования фанатства, исследования социологов и историков популярной культуры. Все больше людей признают: скорее всего, поп-идолов можно назвать своего рода переходными объектами эмоционального развития девочек; а поклонение кумирам – «примеркой реальной любви». Главная героиня романа Эллисон Пирсон «Думаю, я тебя люблю» (I Think I Love You, 2010) Петра постоянно проводит время в комнате своей подруги Шерон. Вместе девочки наклеивают постер с Дэвидом Кэссиди на стену так, чтобы его лицо оказалось на уровне лица Шерон и та могла каждый вечер перед сном пламенно целовать его в губы[669]. Шерон превратила свою спальню в место поклонения Кэссиди. Вместе девушки изучают всевозможные аспекты личности Дэвида – которые по большей части придумывала и распространяла его пиар-служба. Кульминационной точкой их молодости становится концерт Кэссиди в Лондоне в 1974 году: реальный концерт, многие посетители которого пострадали в образовавшейся давке, а одну четырнадцатилетнюю девочку задавили насмерть[670]. В романе Пирсон мы видим девочек-подростков, влюбленных в образ любви, – чувствительных, переживающих, достаточно ли они желанны и конкурентоспособны. Но девочки взрослеют, переживают крушение иллюзий и потери. Хотя потеряно не все: сохраняется дружба. И теперь уже женщины учатся понимать и принимать свои юношеские увлечения, свою юношескую личность. Через образы героинь Пирсон показывает, как со временем меняются любимцы девушек-подростков – дочь взрослой Петры сходит с ума по Леонардо Ди Каприо – а потребность в удовлетворении, потребность любить и ощущать себя желанной сохраняется вне зависимости от того, о каком поколении идет речь.
В 1970-х влюбленных в Кэссиди девочек было не сосчитать – отчасти такая популярность связана с его миловидной, ничем не угрожающей внешностью. Мужчины называли его женственным мальчиком и насмехались над его взглядом олененка Бэмби, над склонностью носить майки поверх разноцветных полупрозрачных рубашек. Девушкам же он казался «своим», и представить близкую связь с ним было не сложно. Многие женщины признавали, что фантазировали о таких «особенных отношениях». Журналистка Лиз Джоунс вспоминала, что считала Кэссиди «идеальным парнем». Она помещала его на обложку журнала Trendy, который сама создавала и иллюстрировала. Это поклонение достигло максимальных высот, когда Лиз попала на концерт Кэссиди на стадионе Уайт-Сити – певец выступал в «комбинезоне, украшенном горным хрусталем», и ей было трудно поверить, что в тот вечер они дышали одним воздухом[671]. Писательница Эмма Фрейд признавалась: когда ей было тринадцать, Дэвид Кэссиди был ее «главной и бесспорной мечтой № 1»[672]. Нина Мысков, в начале 1970-х издававшая журнал Jackie, вспоминала, что портреты Кэссиди были в то время самым популярным украшением девичьих комнат[673]. Он был милым, приятно улыбался и ничем не угрожал. Среди множества связанных с Кэссиди сувениров, выпускавшихся в те дни, был, например, мягкий медвежонок с красным шелковым бантом и надписью «Думаю, я тебя люблю» на жилетике.