Хуже постоянной черной работы были только моменты невероятного ужаса, когда драконица нападала на корабль. А это, кстати, могло произойти в любое время. Если ее выводили из себя, она поворачивалась и наносила удар. Ее рев был лишен задора: здесь скорее угадывалась реакция загнанной в угол крысы, а не разъяренного хищника. Иногда подобный штурм наносил ущерб не только кораблям, но и людям: порой драконица умудрялась убить кого-нибудь из команды.

– Гест!

Он вздрогнул, услышав свое выкрикнутое имя, а собравшиеся за столом мужчины разразились хохотом. Калсидиец к нему не присоединился. Он хмурился, недовольный слугой. Гест невольно поежился. У него было несколько поводов бояться. Сегодня утром он стащил два куска бекона, притворившись, что протирает сковороду. А еще он присвоил запятнанный водой плащ, который один из калсидийцев швырнул на палубу после того, как драконица устроила им неожиданный ливень брызг. Теперь он служил Гесту постелью, заставляя нелепо радоваться столь тонкой подстилке.

Геста захлестнул страх, и он обозвал себя дурнем. Не настолько уж сильно он мерз, да и дощатый пол был не слишком жестким! Он не собирается расплачиваться за это своей жизнью!

Щеки калсидийца покраснели от выпитого – или, возможно, от недавних шлепков воды. Но сейчас все собравшиеся на корабле имели весьма потрепанный вид, и Гест не решался предположить, как выглядит он сам. Его руки были ошпаренными до локтей из-за одной лишь уборки…

Наконец его господин вынул из поясного кошеля массивный бронзовый ключ и пробурчал:

– Пойди во второй кормовой трюм и принеси нам бочонок сансидского бренди. – Чуть покачиваясь, он обвел взглядом присутствующих за столом. – Полагаю, мы можем праздновать уже сейчас. Завтра она наверняка будет нашей. Копье, которое сегодня метнул Бинтон, вошло глубоко. Все видели, как пузырилась ее кровь, попадая в воду. Драконья кровь! Очень скоро у нас ее будет много. Вполне разумно было бы уже сегодня освободить бочонок, чтобы налить туда ее!

Двое мужчин одобрительно закричали, однако остальные с сомнением покачали головами. Гест совершенно перетрусил, когда один из них вырвал у него ключ и засунул обратно в кошель его господина. Гнев расцвел на лице калсидийца – и Гест прекрасно знал, что направлен он будет на него.

– Твой хозяин пьян. Только глупец празднует победу, когда она ему еще не досталась. Уведи его и уложи спать. Возможно, завтра ты действительно принесешь нам полный бочонок.

Лорд Дарген поднялся на нетвердые ноги. Его пальцы потянулись к одному из его опасных метательных ножей.

– Ты здесь не командуешь, Клард. Тебе следует об этом помнить.

Тот не стал отводить взгляда.

– Я прекрасно знаю свое место, лорд Дарген. Вы нас ведете – и перенесли немалые трудности, делая это. Но я повинуюсь вам, а не вину у вас в брюхе!

Добавляя эту последнюю фразу, он ухмыльнулся, а спустя мгновение с лица калсидийца исчезла ярость. Он медленно кивнул, и остальные сидевшие за столом облегченно заулыбались.

Лорд Дарген повернулся к Гесту:

– Я иду спать. Возьми свечу и иди впереди, удачненский торговец. Когда мы вернемся в Калсиду, я, возможно, сделаю тебя своим камердинером. У меня никогда не было камердинеров, но тебе вроде эта работа очень подходит. Если только ты не станешь распускать руки.

Пирующие оглушительно захохотали. В сердце Геста пылала ярость, однако он скривил губы, изображая довольную улыбку. Страх перед подобной судьбой боролся у него в душе с ненавистью к этому человеку. Неужели быть съеденным драконом или утонуть в реке намного страшнее такого будущего? Загораживая ладонью пламя свечи от ветра на пути к каюте, он жалел, что у него не хватает мужества, чтобы столкнуть пьяного хозяина за борт, – но его более разумное «я» напоминало, как спутники калсидийца отреагируют на гибель своего главаря.

* * *

Смерть была совсем рядом. Они знали это – падальщики и кровососы, роящиеся вокруг нее. Некоторые даже не ждали ее гибели, а кидались на нее, ища возможность вырвать кусок ее плоти или впиться в одну из ран. Ей мучительно хотелось стряхнуть их, стремительно вытянуть шею и сделать своих мучителей собственной трапезой, но она этого не делала. Пусть налетают. Тинталья двигалась тихо, не обращая внимания на стайки мелких червей-вампиров и рыб, пытающихся ее кусать. Если они едят ее уже сегодня, то завтра почти наверняка будут пировать на ее трупе. Но ни один человек не возьмет ее крови и не срежет чешую, ни один человек не вспорет ей брюхо, чтобы взять окровавленными руками ее сердце. Если она не сможет скрыться от преследователей, то хотя бы позаботится о том, чтобы они умерли вместе с ней.

В конце дня Тинталья устроила себе небольшой отдых – если это можно было так назвать. С наступлением вечера она нашла в стене деревьев брешь и заползла в лес. Далеко продвинуться она не могла, с трудом пристроила свое ноющее тело среди древесных стволов и корней и ненадолго закрыла глаза.

И увидела сон.

Это ее удивило. В последнее время, когда она находила место и время, чтобы поспать, усталость утаскивала ее в темную пропасть, которую едва ли можно было назвать отдыхом. «Скорее кусочком смерти», – говорила она себе. Однако на этот раз недолгий отдых принес ей осколок идеи. Какое-то древнее воспоминание, доставшееся от предков, развернулось в ее памяти – и после пробуждения уже ожидало ее. У кораблей есть уязвимое место. Любому кораблю необходимо управление, будь то кормило или рулевое весло. Если их уничтожить, суда теряют возможность маневрировать.

Глупо было убегать от них, позволять им нападать на нее и преследовать. Нанести им ущерб ей удавалось только тогда, когда она ждала их в засаде. Но они быстро научились предсказывать ее атаки. Она бросалась на них, когда они бодрствовали, были начеку и при них было оружие, а дневной свет помогал им ее разглядеть. Теперь, когда она медленно и бесшумно шла по мелкой воде к кораблям, она шипела от молчаливой радости. Огни стоящих на якоре судов манили ее, рисуя бледные силуэты на поверхности воды. А вот для них она останется почти невидимой – черной фигурой в черной воде.

Тинталья не обманывала себя. Это ее последняя попытка выжить. Если сегодня ночью она не уничтожит или хотя бы не выведет из строя своих врагов, она вряд ли выдержит еще один день преследования. Заражение из ее первоначальной раны, похоже, распространилось на все мелкие травмы, которые они успели за это время ей нанести. Она не выздоравливала: с каждым днем состояние ран все ухудшалось, а сама она слабела. Если бы ей удалось отдохнуть, убить кого-то, поесть и поспать, то, может быть, она собрала бы достаточно сил, чтобы брести дальше к Кельсингре. Летать она больше не в состоянии. Одним крылом она едва могла пошевелить, а мысль о том, чтобы высоко подскочить, резко его раскрыть и сильными взмахами подняться в небо, казалась всего лишь давним сном.

Они поставили свои корабли носом к течению.

Она постарается обогнуть их как можно бесшумнее, а затем повернется и атакует. Она надеялась вывести из строя оба судна, а затем отступить, не дав им возможности ответить. Драконы так не сражаются, не позволяют себе нанести удар и потом бежать, однако она живет в не типичные для драконов времена. Она несет в себе яйца, которые созреют и которые со временем можно будет отложить. Она уловила на одном из кораблей запах драконов: существует слабая надежда на то, что в Кельсингре окажется жизнеспособное поселение ее сородичей. В это трудно поверить, и пока она в этом не убедится, она вынуждена считать, что все будущее драконов зависит от нее. Если эти глупцы, твердо вознамерившиеся ее убить, добьются успеха, может оказаться, что они уничтожат драконов навсегда.