Надо было бы идти ночью — ночь моя стихия. Я вообще-то ночью вижу едва ли не так же, как и днем — только в черно-белом изображении. Столько лет меня опаивали какой-то дрянью для того, чтобы я смог видеть как кошка. Но сейчас время работает против меня.

Вообще-то, по-хорошему, мне надо забыть о Верге. Ну кто она мне такая? Случайная подружка. Любви у нас нет, и не будет. Секс я всегда найду, вон, даже преподавательница на меня клюнула. Но…ведь Верга погибнет из-за меня. А мне это неприятно. Да и красивая она девка, очень красивая. Нельзя чтобы красота так просто исчезла из мира. А кроме того — хочу знать, кто это выступил против меня и проиграл. Да, проиграл, потому что тот, кто выступил против Мастера — однозначно труп.

Заигрались ребята. Почувствовали свою безнаказанность. А как там сказал один литературный персонаж? «Человек может владеть миром, строить империи, но если найдется простой парень, который осмелится выстрелить ему в голову — он умрет так же, как и все остальные».

С территории Академии вышел без проблем. Охранник мирно пил из кружки что-то парящее и пахучее, и на меня не обратил ровно никакого внимания. Я прошел с квартал в сторону центра, дошел до трактира, где обычно тусовались местные «таксисты», и нанял одного за мелкий серебряник, сбив цену в два раза. По тому, как блеснули глаза извозчика, сразу же понял, что он нагрел меня процентов на тридцать, не меньше. Таксисты одинаковы во всех мирах, сидят ли они в «логане», или же на козлах покрытой черным лаком пролетки.

И точно, надул он меня. Искомое место нашлось не так уж и далеко — в пятнадцати минутах езды от Академии. Высоченный забор из дикого камня, поверху — густой лес стальных прутьев, напоминающий акульи зубы. Ворота, окованные сталью, и хмурый, мордастый привратник со шрамом через всю самоварную морду. Видимо бывший вояка.

Стучал я недолго — три раза стукнул, и через несколько секунд «кормушка» в калитке открылась, и этот самый мордан отпер дверь, даже не спросив, кто я такой, и откуда взялся. Похоже, что его заранее предупредили. Другой здоровяк, который возвышался надо мной не менее чем на голову, проводил меня в дом — тихий, будто вымерший. Предварительно обыскав (я оружие не брал — все равно отнимут) Ну а я, пока шел, осматривал территорию на предмет отхода.

Что сказать…красиво живут богачи! Лужайки, цветники, прудик на заднем плане — все, как полагается дворянскому гнезду. Дом тоже красивый, похож на усадьбу, которую я некогда видел на Земле-1. Старинную усадьбу — то ли Тютчеву принадлежала, то ли еще кому-то. Белоколонный, с мраморными лестницами, полукругом спускавшимися к замощенной брусчаткой дорожке — прекрасный особняк. У меня даже что-то ностальгическое в душе проскользнуло. Вернуться бы домой! К обычной, нормальной жизни — без магии, со смартфонами и чушью в интернете! С бабками на скамейке у подъезда, и визгом мотоциклов, пролетающих по мосту через речку! Эх…не ценишь, а когда потеряешь — плачешь. Впрочем — если и возвращаться, то В ЭТОМ теле. В то тело, старое, простреленное, резаное ножами и рваное осколками — мне как-то и не хочется. Мда…человек никогда не бывает доволен своей судьбой. Такая уж у нас натура.

Меня провели в комнату, в которой не было ничего, кроме старого дивана и светляка, дающего не очень яркий свет, достаточный для того, чтобы в комнате было светло, как пасмурным днем. Окон в комнате не было, и пахло чем-то кислым — то ли застарелым потом, то ли блевотиной. А может и закисшей в диване кровью Вон, темные пятна в обивке — откуда взялись?

Дверь заперли, оставив меня стоять посреди комнаты в гордом одиночестве. Вероятно, отправились за центром принятия решений. Нужно только подождать. Я бы мог вскрыть эту дверь на-раз — замок здесь внутренний (если только снаружи еще не закрыли на засов. Но зачем вскрывать? Скоро она и сама откроется, и все узнаю.

Ждать пришлось два часа, не меньше. Может два с половиной. Но в конце концов в коридоре послышались шаги, и в замке провернулся ключ. Дверь открылась, и в нее вошли двое мужчин лет тридцати от роду, одетые во что-то вроде формы с цветами хозяина. Наверное — личная гвардия. Цвета эти я не знаю, мне только и дела есть, как чьи-то дурацкие вензеля да цвета запоминать.

Меня схватили за руки — без особой жестокости, но крепко, потом стянули их за спиной специальным кожаным ремешком — довольно-таки дорогим, кстати сказать. Ремешок практически артефакт, пропитанный магией — аккуратно затянули, так, чтобы не пережимал кровь, а если начинаешь дергаться, пытаешься ослабить, освободиться — он затягивается намертво и становится твердым, как сталь. Таким ремешком обычно вяжут особо ценных рабов, которых и упустить нельзя, но и покалечить не хочется.

Руки мои так и не отпустили — один боец справа, другой слева, и повели. Молчком, как и до того. За все время я не услышал от местных обитателей ни слова, сам тоже молчал — зачем задавать глупые вопросы? Скоро и так все выяснится.

Поход закончился в большой комнате, в которой, как сразу бросилось в глаза, имелся полный набор инструментов для максимального выдаивания информации от «клиента» — жаровня с углями, щипцы, ножи, с потолка свисали цепи с наручниками. На полу — такие же цепи, только уже приделанные к полу. Комната была разделена на две половины — собственно пыточную, и «чистую» — с кушетками, низкими столиками, уставленными тарелками и кувшинами. Похоже, что меня собрались рвать на части с максимально возможным комфортом. «Чистая» часть находилась выше пыточной примерно на метр, видимо для того, чтобы господ зрителей не забрызгало чем-нибудь нехорошим. Да и вообще господам положено сидеть выше черни, не опускаясь до ее уровня.

На этом самом помосте сидели сразу восемь человек — мужчина лет пятидесяти, женщина лет тридцати, при взгляде на которую сразу вспоминаешь корейскую индустрию пластиковой хирургии. Две девушки — одной лет шестнадцать, другой около двадцати. Четыре парня — от шестнадцати и до двадцати лет. Конечно же, возраст я определил на свой взгляд, и могу ошибаться. Все восемь человек смотрели на меня с интересом и ненавистью, что и немудрено — я их узнал. Это семья убитого мной парня — его братья и сестры очень похожи друг на друга, как и на покойного. А еще — на свою мать, довольно-таки красивую женщину.

Кроме этой семейки, в комнате полно народу — человек десять, не меньше. Начиная с двух коренастых пожилых мужиков в кожаных передниках, и заканчивая двумя слугами в чем-то вроде ливрей, которые прислуживали своим господам. Ну и гвардейцы — увешанные оружием так, будто собирались в бой самое большее через минуту.

— Это он, мой господин! — гвардеец картинно показал на меня пальцем, напоминая Ленина на городской площади, который стоит и показывает пальцем в никуда, ибо светлого будущего коммунизма увидеть теперь не может даже самый упоротый фантаст.

Господин легонько шевельнул рукой, и меня тут же привязали к здоровенному стулу, стоящему возле стены и прикрепленному к полу стальными скобами. Ни руками, ни ногами я двигать не могу — привязали с душой, не за жалованье.

— Итак, приступим! — встал с места главный — Перед нами преступник, убивший нашего сына и вашего брата. Мы уверены в том, что именно он это совершил. Сыщик, которого мы наняли, был полностью уверен, что убийца этот…недомерок. Но будучи человеком основательным и справедливым, я решил, что нелишне будет получить признание от этого негодяя. Хочу, чтобы он рассказал, как убил, и за что убил. Казалось бы, все просто — влить в него сыворотку правды, и мерзавец сам все расскажет. Но выяснилось, что этот недомерок закрыт для сыворотки, и она может его убить. А нам это не нужно! Нам нужно, чтобы он ответил за свое преступление так, чтобы неповадно было всем, кто в дальнейшем попробует покуситься на самое святое — нашу семью. Он должен умирать долго, трудно, молить о смерти! А потому — мы применим старые добрые средства получения истины. Палачи! Они развяжут ему язык. А мы посмотрим, как корчится в муках тот, кто убил члена нашей семьи, моего бедного мальчика…