к вам, Кушина-сан. Я обещаю вам. Иначе… иначе я не стану Хокаге.

Какаши нахмурился и тоже пообещал себе. Что прикончит предателя быстрее, чем друг найдет его. И он же сделает Обито Хокаге. А сам будет рядом, конечно. Как Данзо-сама и Хирузен-доно. Потому что предательству есть лишь одно лечение.

Так всегда говорил его отец… предательство искупляет лишь смерть. Какаши вспомнил маму и вслушался в себя. Белой чакры, коей владел отец, не было даже в помине.

Но это предательство уже нашло свое искупление.

Он спрыгнул с ветки и неспешно пошел домой. Рин бросила последний взгляд на дом сенсея. Она не поддерживала Какаши, и ей были ближе слова Обито. Но она, конечно, не будет встревать в мужской спор. Даже для куноичи это бесполезно. Так ей говорила мама.

А еще мама говорила: «Не упусти свой шанс.»

И Рин слушалась маму. Поэтому она спрыгнула вслед за Какаши.

А тем временем Узумаки Кушина, положив голову на плечо молодого Учихи, тихо рыдая, произнесла твердое:

— Спасибо…

* * *

В трактире было шумно, и Сенсоме это нравилось. Больше слухов — больше информации. И, так как информация была тем, за чем они вообще сюда пришли, приходилось не только вслушиваться, но и подогревать публику.

Впрочем, с этим прекрасно справлялся Ловен.

— Да кто ты… этот… нахрен… такой, м-м-м? — жутко пьяным голосом вещал Архимаг, прицепившись к какому-то крепкому работяге. — С какой ты страны, ик?! С Азерчая, да?!

— Че ты лопочешь, старик? — нахмурился мужчина. — Я тут и родился. В Молнии. Че за Азер-хрень?

— Ну-у-у… на разбойника ты не похож, — Ловен покачнулся и расплылся в ехидной улыбке. — Значт — монах!

— Я нихрена не понимаю, чего он несет, — пожаловался работяга своему помрачневшему другу.

— Он обозвал тебя монахом, Дуге. Старик намекает, что у тебя нет яиц.

— А точнее, что он ими не пользуется! Боже, Автор, зачем ты написал его таким уродом?..

— А ну! Выйдем!

Ладно, не так уж Брау был и эффективен. Сенсома поморщился и прижал Омо поближе.

Омо на это внимания не обратила. Она играла деревянными лошадками на столе.

В реакции Сенсомы было нечто старческое, да, потому что на самом деле контингент в этом трактире был не так уж и плох. Да и вообще в Стране Молнии люди были неожиданно спокойными и даже смиренными. Прочем, это только Ловен с Сашими удивлялись. Архимаг, потому что не привык к жизни шиноби вовсе, а Узумаки от того, что жила почти все время в маленькой Стране Водоворотов — там менталитет совсем уж особый.

А вот Сенсома простоте и обходительности местных значения не придавал. Он знал, что простой люд здешних мест просто боится своих же собственных шиноби. Пользователи чакры из Молнии — свирепые и мощные бойцы. Они не плохие, просто очень горячие на голову и сильные. А такое сочетание рождает постоянные прецеденты. Те, в свою очередь, укореняют в людских головах мысль о том, что лучше к кому попало не лезть. А то потом некому будет даже твои прожаренные ошметки собирать.

Наглядный пример — Ловен вернулся с улицы, куда вышел с двумя мужчинами, но сделал это в гордом одиночестве. Что от внимания местных не укрылось, и теперь пьяницу избегали.

— Зануды, — фыркнул Брау, плюхаясь за стол. — Долго нам еще по кабакам и борделям шляться? Я хочу остановиться где-нибудь в гостинице… ик!

— Чтобы там запереться в номере и пить несколько дней кряду?

— Я и так пью несколько дней кряду. Точнее — все.

— Хорошо, перефразирую. «Чтобы запереться и ничего не делать, бухая, несколько дней к ряду?»

— Как это «ничего не делать, бухая»?! Главный мой герой, так ведь бухать — уже что-то делать! Не разочаровывай старика. И вообще, почему же ты не упомянул про мои жертвоприношения Автору? И философские раздумья.

— Потому что у тебя и то и другое входит в пункт «бухать».

Ловен аж задохнулся от такого вопиющего пренебрежения его проповедной деятельностью, но слова сказать не успел — в дверях показалась Сашими. И дело было не в ее красоте — в возрасте Архимага (а ему уже сто шестьдесят) на красивых девушек не реагируют. И не в том, что при ней Брау стеснялся говорить — вот уж дудки. Просто с Сенсомой спорить бесполезно, он ведь прав. А вот на Сашими насесть всегда весело — она так мило пытается не нести чушь в ответ на его чушь…

— А тебе идет, рыбка, — вякнул Архимаг, покачав пивной кружкой. — Черный цвет… а если мы весь твой клан перекрасим в такой, представь? Красота…

— Говори потише, пьянь, — легонько стукнула его Сашими по затылку. — И вообще, почему именно «рыбка»?

— Не именно. Я тебя и не так называл.

— Но последние двое суток только так.

— Так мы последние двое суток по кабакам шляемся, конечно.

— И где тут связь, Архиалкаш?!

— Рыбка хороша к пиву…

Сенсома покачал головой и обеспокоенно взглянул на Омо. Но та большого значения разговорам взрослых не придавала — уже привыкла, что те просто без перебоя несут всякий бред. Такая себе защита детских ушек от вредных словечек, но ничего лучше у «дедушки-Сенсомы» пока не было.

— К делу, Сашими, — легонько постучал он по столу.

Девушка вздохнула. Ей было непривычно видеть у Узукаге все пальцы на обеих руках. Его Хенге и правда было на высоком уровне — даже звук от постукивания был.

— Я нашла кое-что, — собралась она с мыслями. — И это… неприятно. В общем-то, это касается фронта Конохи с Молнией. Но и нас тоже. Като Дана и Цунаде Сенджу схватили.

— Вот как… — Сенсома выгнул бровь. — Мы знали это. Но хорошо, что это подтвердилось.

— Не так уж и хорошо, Сенсома-сама, — буркнула Сашими. — Там же… Цунаде. Кто она вам?

— Дочка очень близкой подруги детства, конечно, — взгляд Сенсомы погрустнел. — Яркий осколок чего-то прекрасного…

— Поэтический настрой? — оживился Ловен. — Я припоминаю того паренька-демона. М-м-м… Джин-чу-ри-ку.

— Джинчурики, пьянь.

— Не булькай, рыба. Я же к тому, что… он тоже отсюда? Может найдем его и возьмем в заложники? Обменяем на Цунаде. Я её помню, ага. Славная девочка. Аристократка, которая может с локтя пить сорок градусов — таких людей очень немного, пишет Автор. Ее нужно спасти.

— Интересная… мысль, — кивнул