Гэр бросился в погоню. Он хотел этого. После стольких дней в лекционных залах и на тренировочных дворах было так здорово просто играть. Энтузиазм Айши был заразителен, и они без устали носились по полянке, играли в чехарду там, где это позволяли кочки, прыгали через ветки или по камням, боролись и толкались, пробуя силу и подвижность новых форм.

Ниже по склону, когда они приблизились к истоку реки, раскинулся луг. Ветер здесь был резче, с льдистым привкусом скорой зимы. Густой мех надежно защищал их от холода, когда оба они катались по траве. Гэр испытывал настоящее возбуждение от охоты: горячее дыхание, мощь мускулов, готовых к прыжку, быстрые движения челюстей, стемящихся хватать и подчинять. Айше в этой форме было удобнее, пришлось налечь на нее всем весом, чтобы наконец повалить.

Айша брыкалась, полосуя когтями торф. Гэр не мог ее удержать, и прежде, чем он перевел дыхание, она повалила его на спину и прижала, улыбаясь волчьей пастью.

«Я победила!»

Смеющиеся желтые глаза стали синими. Она отпустила Песнь, и ее тело растянулось в обычную форму. Гэр последовал ее примеру. Он отставал всего на пару секунд, но Айша успела воспользоваться этим временем, чтобы поцеловать его в губы, а потом сбежать, помахивая высоко поднятым волчьим хвостом.

«Поймай меня, если сможешь!»

* * *

Гэр рассматривал шахматную доску. Чтобы победить в этой игре, ему понадобится не просто удача. Бóльшая часть его фигур уже стояла на столе со стороны Дарина. Гэр смог достичь кое-какого прогресса в прошлых партиях, выиграв несколько раз подряд, но белистанец все равно был впереди и преимущества не терял. Его прямой напористый стиль иногда разбивался о терпеливую оборону Гэра, но сегодня леанец подал ему победу, как гуся на день Угасания. Не хватало только орехов.

— Кажется, мне пора заявить о поражении, — сказал Гэр.

— Нет, не пора.

— О чем ты? Ты же меня полностью окружил. Если я сдвину хоть одну фигуру, ты просто снесешь моего ферзя, и это будет мат в два хода.

Дарин раскачивался на стуле и улыбался до ушей.

— У тебя все еще есть выход.

— Единственный выход, который я вижу, это воздеть руки к небу и ждать чуда.

— Поверь мне, друг мой: из позиции собачьего завтрака, в которую ты себя загнал, есть выход. Есть ход, после которого ты выйдешь из этой комнаты с высоко поднятой головой и без ущерба для самолюбия. Тебе просто нужно додуматься до него.

— Самодовольство — не добродетель, знаешь ли.

Гэр сложил руки на столе и оперся на них подбородком, хмурясь на доску. Рыцарь справа мог сделать еще один ход, который не поставит его сразу же под угрозу, зато вернет на открытое поле, на четыре клетки дальше ближайшей фигуры Дарина. У Гэра осталось всего три пешки, он использует их для защиты королевы. Но сколько бы он ни смотрел на маленькие резные фигурки, он не видел способа повернуть игру в свою пользу. Просто не видел.

— У меня нет выхода.

— Ты плохо смотришь.

Зарычав от злости, Гэр снова уставился на доску, оценивая теперь каждую фигуру по отдельности. Дарин продолжал раскачиваться на стуле, перебрасывая бархатный мешочек из руки в руку.

— Это на тебя не похоже, Гэр. Что отвлекает тебя от игры?

Он должен был это предвидеть: слишком много подсказок было ему дано. Как можно быть таким слепым? Он что, спал? О милосердные святые, какого же черта ему теперь делать?

— Гэр?

Все началось вполне невинно. Они весь день играли в догонялки, по очереди преследуя друг друга, как много-много дней до этого. А потом Гэр вернулся в человеческую форму и понял, что обнимает женское тело и что она пользуется его временной растерянностью, которая бывает после перемен. Пресвятая Мать, она его учитель…

Поймай меня, если сможешь!

Гэр потянулся к самой незначительной из трех оставшихся пешек и потрогал ее пальцем. Конечно, он не поймал ее, как ни старался, а она все время ускользала и дразнила его по этому поводу. Он все еще не умел общаться мысленно, поэтому не мог ответить, а каждый его прыжок или промах с клацаньем челюстей вызывал у нее смех, и она, танцуя, снова убегала.

Вдобавок она столкнула его в ручей — налетела ниоткуда, ударила в плечо, и Гэр оказался в холодной воде, текущей прямо с ледников. И не стала ждать из вежливости, пока он отряхнет на нее ледяные капли.

Тот поцелуй горел на губах еще долго. Волчья шкура давно успела просохнуть на бегу. Ее рот на секунду, буквально на один удар сердца прижался к его губам, обещая рай и искупление грехов. Несколько дней назад Гэр сказал, что не боится ее, но, Богиня, теперь она пугала его до смерти — по крайней мере, вызывала чувство настолько близкое к страху, что он не видел разницы. Ладони потели, испарина проступала на лбу, сердце колотилось так, словно хотело пробить ребра изнутри. Это было почти больно — и все это происходило, стоило ей просто посмотреть на него своими чудесными глазами.

Если Гэр и мог признаться кому-нибудь в том, что чувствовал, то это был Дарин. За проведенное на островах время они стали хорошими друзьями, Дарину можно было доверять. В конце концов, веснушчатый белистанец ни словом не обмолвился о том, что Гэр умеет менять форму. Но Айша его учитель!.. Как, ради всех святых, ему теперь себя вести?

Гэр покачал пешку подушечкой пальца, все еще пытаясь увидеть правильный шаг. Дарин вертел в руках бархатный мешочек и недовольно ворчал.

— Плохой ход?

— Скажем так, будь я на твоем месте, я бы его не делал, но больше я тебе ничем помочь не могу.

Гэр все еще не видел хода, который, по словам белистанца, мог бы его спасти. И не видел выхода из сложившейся ситуации, ни одного шанса что-либо прояснить. Айша входила в совет, а его пока что не назвали даже неофитом, несмотря на мантию у него в шкафу.

— Я разбит, Дарин. И ты это видишь. Почему бы тебе просто не позволить мне сдаться и уползти зализывать раны?

— Ни за что, — захихикал белистанец. — Ты своей блистательной игрой загнал себя в это положение, вот сам теперь из него и выбирайся.

Ответ должен быть где-то здесь. При таком количестве книг, таком объеме знаний, что скрыты в этой комнате, где-то просто обязано быть то, что он ищет. Но пока что Ансель обнаружил лишь секреты. Секреты и ложь.

Он поморщился, закрывая очередной том, и столкнул его со стола к десятку других книг, отсеянных за последний час. У него не было времени читать каждый том в хранилище, он мог лишь пролистать несколько страниц и попытаться по ним понять, не та ли это книга, что он ищет. Это был единственный способ перебрать стопки хрустящего пергамента и потертых кожаных переплетов, от которых сгибались полки за его спиной, но настоятеля все не отпускал страх — он боялся, что пропустит необходимое.