* * *

Мы спускались по ручью вниз. Первым шел адвокат. Я видел только его ноги из-за огромного рюкзака, набитого доверху пакетами с порошком. За ним шел я с такой же ношей за плечами. За мной – Валери с рюкзаком картавого. Последним шел инвалид детства с автоматом на изготовку.

Адвоката шатало из стороны в сторону. Несколько раз он спотыкался, а затем, встав на четвереньки, с трудом поднимался на ноги. Он слабел с каждой минутой, у него, как у больного гемофилией, все еще шла кровь из носа, и адвокат прижимал к лицу мокрый, в бурых пятнах, носовой платок.

Я время от времени оглядывался. Лицо Валери изменилось неузнаваемо. Но не боль и страх присутствовали на нем. Она была страшна, какой может быть лишь разъяренная женщина, самка. Она шла вперед с какой-то отчаянной решимостью, поднимая ногами снопы брызг, разбрасывая по сторонам камни, которые со щелчками отскакивали от стен. В отличие от адвоката она не утратила присутствие духа и, я думаю, была готова вцепиться в горло картавому при первом удобном случае.

Я думал о том, как могло случиться, что картавый выследил нас. Мальчишка-пастух, убитый в нескольких метрах от нашего убежища на берегу, окурок, втоптанный в землю на подъеме к плато, пачка «Кэмела» на столе длинноволосого моджахеда – эти факты лишь вызывали во мне недоумение, я принимал их к сведению, но не более, в то время как должен был немедленно предпринять ответные меры, организовать засаду, выследить и обезопасить картавого.

Все мы умны задним умом, с грустью подумал я. Трижды права Валери – мы идиоты. И главный идиот, вне всякого сомнения, – я.

Адвокат первым поднялся на шоссе и сразу сел на асфальт, отстегнул лямки рюкзака, выпутался из них и спустился к реке. Несколько минут он, склонившись над водой, жадно пил ее, пригоршнями поднося к опухшим губам. Я опустился рядом с его рюкзаком, чтобы перекинуться с адвокатом парой слов, когда он напьется и поднимется на шоссе. Валери села в стороне от меня, опустила голову на колени и долго оставалась неподвижной. Картавый прогуливался по мосту, поглядывая то на часы, то куда-то вдаль.

Сейчас, когда мы все время находимся у него на прицеле, сделать что-либо невозможно, думал я. Надо дождаться либо ночи, либо подходящего случая, когда можно будет внезапно напасть на него сзади и завладеть автоматом.

Выжимая платок и прикладывая его к разбитому носу, адвокат тяжело поднялся ко мне и сел рядом с рюкзаком.

– Когда подойдет машина, – тихо сказал ему я, – старайтесь быть как можно ближе ко мне и все время посматривайте на меня. Ждите сигнала.

– Вы думаете, еще можно что-то исправить? – изменившимся голосом, словно у него был сильнейший насморк, ответил Рамазанов. – А я вас предупреждал, я говорил…

– Сейчас не время для нравоучений, – прервал я его. – Возьмите себя в руки, не раскисайте.

– Я не раскисаю. Просто второго такого удара прикладом не выдержу.

Неторопливо подошел к нам картавый. С вечной улыбочкой уточнил:

– Что вы тут про приклад говорили?

Я удивился чуткости его слуха. Возможно, он слышал весь наш разговор. Впрочем, то, что мы мечтаем стереть его в порошок, вряд ли могло быть для картавого тайной.

Адвокат вжал голову в плечи и стал настолько жалок, что вызвал у меня новый всплеск отвращения к нему. Оказывается, этот благородный на вид мужчина совершенно не переносил физической боли. Она ломала в нем какой-то внутренний стержень, лишая возможности сопротивляться и противостоять насилию.

Картавый вскинул голову и прислушался. Я, как ни старался, не мог ничего различить, кроме шума реки, и только спустя минуту или две отчетливо услышал звук автомобильного мотора. Громыхая платформой, по шоссе к нам мчалась «Тойота».

Картавый встал посреди дороги, широко расставив ноги. Автомобиль остановился в метре от него, из кабины вышел афганец – все тот же водитель, подошел к картавому, пожал ему руку, посмотрел на нас, на рюкзаки.

– Загружаемся, ребятушки! – сказал картавый, хлопнул в ладоши и что-то сказал водителю на дари. Тот кивнул, сел за руль, развернул машину в обратном направлении и уже выставил ноги на асфальт, чтобы выйти, как картавый быстрым движением схватил его за волосы, сбив чалму, и несколько раз сильно ударил его лицом о дверные петли. Я вскочил на ноги и кинулся к нему, но картавый тотчас обернулся, оставил водителя, который, поливая асфальт кровью, медленно опускался к колесам автомобиля, поднял автомат, дал короткую очередь над моей головой и заорал:

– Стоять! Руки за голову! Лечь на землю! Лицом вниз!

Попытка завладеть автоматом провалилась, и я беспрекословно выполнил команды. Лежа, я искоса следил за тем, как картавый продолжал убивать водителя. Подняв, он отволок его на несколько метров вперед, вернулся к машине, сел за руль и, с визгом сорвавшись с места, наехал на афганца. Я слышал, как с глухим стуком ударилась о бампер кудрявая голова водителя. Картавый дал задний ход и наехал на уже мертвое тело еще раз. Адвокат, с мутно-белым, как вода Пянджа, лицом, пошатываясь, встал и, сделав три нетвердых шага, согнулся пополам. Мучительные спазмы выкручивали его, выворачивали наизнанку. Он мычал, стонал, отхаркивался, будто был тяжело отравлен.

Картавый вышел из машины, с деланым состраданием посмотрел на изуродованный труп водителя и сказал, покачивая головой:

– Вот что значит переходить дорогу на красный свет… Динозавр! – Он повернулся ко мне. – А ты чего это надумал под колеса машины кидаться? Домкратом захотел стать?

Он пнул меня ботинком, подошва которого была выпачкана в липкой крови.

– Ауфштеен!

Я медленно поднялся. Его лицо темным пятном плыло перед моими глазами.

– Ты плохо умрешь, – сказал я ему.

– Смерть – это всегда плохо. Особенно когда умрет такой хороший человек, как я, – ответил он и с короткого разворота ударил меня в челюсть. Во рту у меня что-то чвакнуло, но я устоял на ногах, сплюнул тягучей красной слюной – на этот раз крошек зубов не было. – А теперь садись за руль, – добавил он, – принимай, так сказать, эстафету.

Мне казалось, что он давал мне шанс. Перед моими глазами сразу всплыло исцарапанное лицо однорукого бандита, которого я здорово примял ящиками на кузове грузовика. Я посмотрел на Валери.

– Она сядет со мной.

Лицо картавого расплылось в улыбке.

– Дама поедет с комфортом. Зачем ей трястись в душной кабине?

Я затащил рюкзаки на платформу и обвязал их веревкой.

– За руль! – приказал мне картавый.

Он подошел к адвокату, который все еще корчился на обочине дороги, и толкнул его в спину.

– Хватит природу поганить, правовед! На платформу!

Адвокат влез на платформу и хотел сесть на рюкзаки, но картавый подтолкнул его к стойке, на которой когда-то крепился тент, и, скрутив ему руки, привязал их к трубе.