Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже на этой территории, у них на острове, кнопка вызова персонала в кабинете дона Луиса была запрятана в подлокотнике его персонального кресла:
— Уж больно не любит он менять свои привычки.
Вот и сейчас, утопив до упора пуговку звонка, дон Луис тут же велел вошедшему из приемной телохранителю срочно пригласить руководителя особых операций:
— Ко мне Грилана. И пусть поторопится!
А пока, прервав разговор с доктором Лерихом, дон Луис показал учёному, ткнув своим коротким пальцем, унизанным, впрочем, сразу двумя драгоценными перстнями, в сторону особой потайной панели.
— Ну-ка, доктор, глянь там в холодильнике, — пригласил он его к угощению. — Нельзя не отметить такую удачу.
— Охотно!
С тем же хорошим настроением, что и раньше, доктор Лерих ловко полез в бар.
Когда перед ними появился на пороге кабальеро Мануэль, то его первостепенной задачей оказалось открывание запотевшей на холоде бутылки шампанского. Она была сразу же и требовательно, протянута ему для этого доктором Лерихом.
Но тот никогда и не отказывался от подобной «великой чести». Звонко хлопнув пробкой в потолок, подручный дона Луиса ловко разлил искрящееся вино в три хрустальных бокала.
Извлек их сам из того же самого настенного бара.
— Себе не надо! — не оценил его находчивости дон Луис. — Сегодня праздник у нас с доктором, а тебе, ротозей, на деле кое-что другое причитается.
В его тоне уже не чувствовались прежние довольные нотки. Причину их недолго было ожидать за столом, где собрались все свои.
Побелевший как мел от страха за собственную шкуру, откровенной растерянный, сеньор Мануэль молча выслушал, некоторым образом, касающуюся и его самого, удивительную историю:
— Кто же на самом деле, этот, столь странно воскресший из гроба, помощник окружного прокурора?!
— Так это Бьенол! — отвисла челюсть у пораженного кабальеро. — Дьявол его разрази!
И не только выругался Грилан, едва из рассказа шефа, он уяснил для себя суть произошедшего.
Кабальеро был готов немедленно пустить в ход оружие, кобура с которым была тут же расстёгнута дрожащей от гнева рукой:
— Я вот его!
Душевный порыв мстительного колумбийца явно пришелся по нраву владельцу «Грузовых перевозок Грасса».
Уже несколько подобревшим голосом он знаком властной ладони остановил Мануэля, который кинулся, было, обратно к двери, чтобы немедленно посчитаться с обидчиком.
— Ты ошибаешься, рассчитывая застать крестника в общей камере, — услышал его любимчик. — Он давно уже скрылся из своей клетки.
— Как так могло произойти? — непонимающе и гневно уставился сеньор Грилан на доктора Лериха. — Что же ты, шланг клистирный, раньше об этом молчал?
И ненависть и страх слились в это мгновение воедино:
— Теперь этого мутанта, попробуй поймать с его причудами?
Впрочем, стремительно и страстно выговорившись, он так же быстро и успокоился:
— Хорошо, что на нашем славном острове и против дьявольских фокусов придумано верное оружие!
— Бдительность, всё равно не помешает, — остановил красноречие своего верного подручного лично дон Луис.
Затем высказался и ученый:
— Во-первых, о том, что под маской помощника прокурора Фрэнка Оверли кроется пришелец Бьенол, нам в медицинском блоке, самим только что стало ясно окончательно.
После чего продемонстрировал, что вовсе не обиделся, на случайно вырвавшееся у Грилана, бранное слово, рассудительно продолжил свои пояснения:
— Во-вторых, еще лишь только к вечеру здесь, у нас на острове, будет готова самая надежная клетка для мутантов.
Работы, оказалось, идут еще с утра.
Обо всем заранее побеспокоился доктор, и не его в том вина, что случайно вспугнули проклятого сетелянина.
— Твоя задача, сеньор Мануэль, самая простая, состоит она в том, чтобы заманить в нее, в эту самую клетку, главного зверя, — закончил за доктора Лериха сам хозяин острова дон Луис.
Он нисколько не преуменьшал возможности беглеца.
Просто, хорошо изучив характер пришельца, был уверен как в самом себе, что тот не оставит на растерзание его головорезам профессора господина Жана Луи Колена.
— Его-то, как главную приманку и заложника, — и поручил сеньор Грасс теперь стеречь пуще всего людям Мануэля Грилана.
…Тем временем, работы по изготовлению надёжной клетки для мутантов и впрямь шли ходко.
Доктор Лерих хотя и предполагал, насколько трудным будет восстановление в рабочее состояние термоядерного реактора, однако, действительность едва не опрокинула его планы.
Инженеры концерна, отвечавшие за снабжение лабораторий энергией, довольно быстро составили план переоборудования реактора.
Для этого было необходимо:
— Убрать систему подачи плазмы в активную камеру, оборудовать там место для проживания двух человек, потом подать электрический ток на электромагниты.
И все же было одно «но».
Раньше, когда здесь были только военные, опытную установку для создания магнитного поля питало несколько блоков электростанции.
— Сейчас же в ходу лишь один, — констатировал доктор Лерих. — И если всю его энергию подать на магниты, то придется остановить другое оборудование.
— Отключайте все прочее, кроме нашей оборонительной линии, но обеспечьте энергией будущую клетку для мутантов. Они для нас сейчас важнее всего! — разрешил все их сомнения дон Луис.
Так и поступили.
…Эту ночь Алик провел в новом помещении.
Спать пришлось в узкой камере, куда его препроводили вооруженные до зубов люди Мануэля Грилана.
— Дед твой поживет пока на старом месте, до возвращения Бьенола! — Грилан был неумолим, к обоим. — И чем скорее это произойдет, тем будет лучше для вас всех.
А ещё он дал понять, что в причиненных неудобствах пленники могут винить лишь самих себя:
— Нечего было способствовать побегу этого проходимца.
После мертвенного света люминесцентных ламп машинного зала остановленной электростанции, где столько времени провел в заточении Бьенол, он вдруг оказался под открытым небом.
Яркие солнечные лучи, заливающие в этот полдень на острове все вокруг, заставили его даже зажмуриться.
Да и во многом другом после прыжка ждал его разительный контраст.
Дух захватило от открывшегося вокруг пейзажа — куда ни глянь, тянулся золотистый песок пляжа. На него то и дело накатывались, все в гребешках белоснежной пены, изумрудные морские волны. Вокруг раздавались крики чаек, шелестели под легким бризом, будто вырезанными из картона, листьями высокие пальмы.