В это же время настоящий Иосиф Виссарионович Сталин,очередной раз сыгравши самого себя, ушел в гримерку. Достал из тумбочки початуюбутылку и соленый огурец. Налил полный граненый стакан. Выпил, закусил, смылгрим, снял и положил в ящичек под зеркалом накладные усы. Переоделся. Добавилеще глоток и, попрощавшись с другими персонажами спектакля, пошел вверх поулице Горького в философско-приподнятом настроении. Вспоминал приезд своегодвойника и всей камарильи, члены которой считаются вождями, людьми, облеченнымибольшой властью. А на самом деле они, как это было очень заметно со стороны,самые жалкие и бесправнейшие люди. Холуи. Человек, который считается их вождем,может любого из них унизить, оскорбить, щелкнуть по носу. Любого можетпосадить, расстрелять или отправить в лагерь его жену. Никакой человек, изсамых простых, не живет такой ужасной жизнью, как эти. Они стоят на трибунеМавзолея, их портреты развешаны по всей стране, люди думают, что это вожди,небожители, а они просто никто. Тля. Жалкие рабы и подхалимы! Они вьются вокругсвоего пахана, внимая с благоговением каждой произнесенной им банальности.Громко и почти натурально (могли бы играть на сцене) хохочут после каждой произнесеннойим плоской шутки. А сами (это видно даже со сцены) ненавидят его и ждут, когдаон откинет копыта. И он, по существу, раб обстоятельств. Всегда должен бытьначеку, не доверять никому из тех, кто входит в число самых доверенных, неверить их словам, намерениям, движениям и улыбкам. Его удел – всегда бдительноследить, чтоб не сошлись, не сговорились застрелить его, отравить, пришибитьпепельницей, задушить подушкой. Но как понять, что у них у каждого поотдельности и у всех вместе на уме? Пока он был в Кремле, его все время мучилинеразрешимые подозрения, следствием которых была мания преследования. Оносвободился от нее, когда превратился из вождя в лицедея. Теперь он свободен отвласти и от страхов.

Он идет по улице, он никого не боится, он никому не нужен, иэто счастье – быть никому не нужным!

В одиннадцатом часу ночи вереница черных машин подкатила кворотам уже описанной нами дачи. Из машин высыпали одинаково упитанные люди втемных пальто с серыми каракулевыми воротниками и шапками из того же меха.Вышел хозяин дачи в маршальской шинели и фуражке.

Начальник охраны доложил, что на даче все в порядке, караулв полном составе несет службу.

– Хорошо, – сказал хозяин и повернулся к людям, приехавшимвместе с ним: – А вы зачем приехали? Куда собрались?

Среди приехавших возникло замешательство. Они жались друг кдругу, не зная, как себя вести и что отвечать. Смелее других оказался, конечноже, Лаврентий Павлович. Он выдвинулся вперед:

– Дорогой Коба, ты же сам приглашал нас на ужин.

– Я передумал, – отвечал мнимый Коба. – Мне надоели ваши мерзкиерожи. А твоя, Лаврентий, рожа – особенно. Убирайтесь.

Его соратники знали свое место. И знали, как вести себя втаких случаях. Они немедленно рассеялись по машинам и исчезли в них, бесшумноприкрывши дверцы. И машины тихо, как на цыпочках, одна за другой ушли втемноту.

Войдя в дом, Сталин сбросил шинель на сундук, стоявший вприхожей, подошел к двери в одну из четырех спален. К нему подскочил новыйначальник охраны Иван Хрусталев:

– Товарищ Сталин, какие будут распоряжения?

– Убирайтесь все вон! – сказал Сталин.

И закрылся в комнате. Что было дальше, подробностей не знаетникто. Охранники, оставшиеся за дверью, слышали, как он ходил по комнатенеобычным для него быстрым шагом. Дверь была закрыта наглухо, но где-то вверхусквозь узкую щель проникала еле заметная полоска света и запах дыма папирос«Герцеговина Флор». Было тихо. Однако в два часа ночи тайно установленнаяБерией служба прослушивания телефонов зафиксировала разговор, который нампоказался бы странным, если бы мы не знали, в чем дело.

Звонок был от товарища Сталина из Кунцева актеру товарищуМеловани. Вот полная расшифровка состоявшегося разговора:

С.: Добрый вечер.

М. (недовольно): Какой вечер? Уже третий час ночи.

С.: Извините, но я знаю, что вы поздно ложитесь. Я тоже. Вызнаете, кто с вами говорит?

М.: Догадаться не трудно.

С. Да, наверное. Я надеюсь, вы еще помните мой голос постарым фильмам.

М.: Ну и что?

С.: Хочу вам сказать, что вы сегодня замечательно играли.

М. (не без иронии): Приятно слышать от профессионала.

С. У вас только один недостаток. Вы своей игрой затмеваетевсех остальных, и это неправильно. В слаженном спектакле очень талантливыйактер должен сдерживать себя и не слишком превосходить других. Но у вас такойталант, что вы всегда будете выделяться.

М.: Это не талант, а характер. Я всегда был лидером.

С.: И стремление к лидерству у вас сохранилось?

М.: Не знаю. Может быть, да.

С.: А скажите, пожалуйста, как бы вы отнеслись, если бы мыопять поменялись ролями? (Длинная пауза.) Почему вы молчите?

М.: Это серьезно?

С.: Можно так считать.

М.: Можно считать или серьезно?

С. (после долгой паузы): Очень серьезно.

М.: Тогда я должен подумать. Вы не меняли номер прямоготелефона? Я подумаю и позвоню.

Через полчаса в спальне якобы Сталина раздался звонок. Егослышала охрана. Сталин взял трубку и в ответ на свое «алло» услышал одно слово:«Нэт!»

Дальше все известно. Или ничего неизвестно. Потому чтосвидетельств много, но достоверных – ни одного. Если сложить все показатели, тодело было так. Обычно Сталин, настоящий или подмененный (разницы нет), ложилсяпоздно и поздно вставал. Поэтому, когда дверь его комнаты не открылась водиннадцать утра, в двенадцать, в час и в два пополудни, никто беспокойства непроявил. В шестнадцать часов начальник охраны Хрусталев и его помощник Лозгачевмногозначительно переглянулись, но никакими словами не обменялись. В семнадцатьЛозгачев сказал:

– Кажется, товарищ Сталин все еще отдыхает.

Он никогда не сказал бы: товарищ Сталин спит, посколькупредполагалось, что товарищ Сталин не спит никогда.

Начальник ответил, что у товарища Сталина вчера был особеннотрудный день: работа, театр, разговоры по телефону.