шведам, ни польско-литовцам. Писал я еще и призыв к казачеству оставить разбой и пойти под руку государя, стать ему опорой и грозой для людоловов, но не ловить самим людей на землях державных.

Пусть это воззвание и было лишь бумагой, пусть даже печать на ней была истинно государственная, но кто-то, да почитает, а потомки так и оценить должны.

Но это так, на всякий случай. Я боролся за свою жизнь и когда узнал, что мой дегустатор потерял сознание. Я не отчаивался.

— Ерема! — попытался выкрикнуть я, но получилось лишь громко прошептать.

— Государь! — в шатре сразу же появился охранник.

— На кол бы тебя посадить, что допустил такое со мной, да рядом батогами бить зазнобу твою Фросю, — сказал я, силясь улыбнуться, но случилась только корявая гримаса. — Но и не на кого сейчас опереться. Так что вот, возьми. И пока я не помру, а я не спешу на Суд Божий, никому не давай грамоту сию.

Я протянул бумагу и…

*………*………*

Река Лопасна в четырех верстах восточнее Серпухова

24 июня 1606 года.

В войске никто не знал, что государь потерял сознание и сейчас находился при смерти. Нет, напротив, перед воинами говорили бирючи, роль которых выполняли командиры, они зачитывали воззвание царя Димитрия Иоанновича. Воины вдохновлялись, казалось, и лошади били копытами в нетерпении начать сражение и принести вести государю. Вести о победе.

Для православного воина в период кризиса власти важнейшей мотивацией для самоотдачи на поле боя было знать, что они сражаются за правое дело, за истинного царя, что олицетворял правду у людей и некую сакральную связь с Богом. Борис Годунов был любим народом, но не являлся природным царем, потому Господь и послал людям голод. И больше такого голода быть не должно, если Московский престол займет сын Грозного царя Димитрий Иоаннович. Потому воззвание государя находило отклик в сердцах всех и каждого, и никто не допускал сомнений в правильности того, что он уже сделал и тем более в том, что сделать собирался.

Как не старались кричать петухи, что передвигались вместе с воинством, их потуги были напрасны. Шум выстрелов пушек заглушал любые иные звуки. Выявленных позиций неприятеля, до которых долетали ядра, было не так, чтобы много. Враг, вопреки ожиданиям, не стал подходить близко к реке Лопасная, чтобы препятствовать переправе через это не самое широкое водное препятствие.

После двух залпов полевых фунтовых орудий, сделанных скорее для острастки, на северный берег Лопасной сноровисто и почти что в боевом порядке перебрались наемники-пикинеры. Ротмистр Гумберт, ставший уже полковником, видимо, окончательно сменил воинскую специализацию и сменил алебарду на пику. Впрочем, алебарды должны были подвести чуть позже, когда станет ясно, что пикинеры стабильно удерживают плацдарм.

Для неприятеля был шанс скинуть тульско-царские войска обратно в воду, если бы по пикинерам слаженно ударила конница, или спешно подбежали стрельцы, но ничего не происходило.

— Что мыслите? Где их конные? — спросил Данила Юрьевич Пузиков у стоящих рядом с ним Григория Петровича Шаховского и Прокопия Петровича Ляпунова.

— Вчера были тут! — чуть растерянно сказал Шаховской.

В задачи Григория Петровича входило временно задержать атаку неприятельской кавалерии для того, чтобы уже отряд казаков Осипки ударил неприятельскую поместную конницу во фланг из-за леска. Ранее казаки уже перебрались через реку. После Шаховской должен имитировать атаки.

— В обход пошли! — высказал напрашивающуюся версию Прокопий Ляпунов.

— Знать бы еще откуда придут, — сказал Пузиков и стушевался. — Я не могу приказывать тебе Григорий Петрович, но то воля государя.

Ляпунов улыбнулся. Ему Пузиков приказывать мог, ибо в местничестве они стояли рядом, оба не то, чтобы и родовитые. А вот Шаховской?.. Этот был вровень или даже выше Ураза-Мухаммеда, еще одного знатного боярина в стане царя. В иной ситуации Пузиков и сесть рядом с Шаховским не мог, но государь все переиначил и создал неловкую ситуацию.

— Я знаю, что мне делать. Коли что надо для общего дела, да увидишь ты, головной воевода, что должно, присылай гонцов, али труби. Токмо… — Шаховской пристально посмотрел на отвернувшего глаза Пузикова. — Не желаю я слышать об отступлении.

— Коли все буде добро, так подымимся все в местничестве, — усмехнулся Ляпунов, который меньше обращал внимание на систему измерения статуса по заслугам предков и родовитости.

Пузиков поспешил к реке. Стрельцы уже перебрались и выстроились по сторонам от пикинеров, мушкетеры-наемники построились и вышли чуть вперед бывших алебардщиков и присоединенных к ним сотни казаков с пиками.

Неприкаянными были только сорок три тулько-рыльско-путивльских дворянина, что остались без лошадей, которых пришлось добить, дабы не мучились от отравы. Эти воины взяли кто бердыш, кто копье, иные нашли себе арбалеты. И стояли безлошадные сразу на пикинерами.

— Ну вот же! — обрадовался Пузиков, когда увидел, что по центру его построения начинается атака вражеских конных.

— Стоять! — кричали стрелецкие сотники и полусотники. — Не стрелять! Готовься!

Конные подскакали на метров шестьдесят, уже сотники смотрели на Пузикова, который запретил без своей отмашки стрелять. Но вдруг конные развернулись и ушли прочь. Стрелять вдогонку не стали.

Наблюдавший за разворачивающейся битвой Скопин-Шуйский на этом моменте чуть не выругался. Ему вдруг стало стыдно за своего родственника Ивана Ивановича Шуйского, прозванного Пуговкой. Было понятно, что атакой всего пятью сотнями конных воевода Иван Шуйский пытался выманить войска Димитрия Иоанновича на засаду. Скорее всего, по центру были пушки шуйских войск, спрятанные за строем стрельцов.

Повестись на такою уловку мог только безграмотный воевода, или когда в войсках напрочь отсутствует управление. И тем и другим войско государя Димитрия Иоанновича не болело.

— Вперед пять десятков шагов! — скомандовал Пузиков и через две минуты, когда команды дошли до сотников, все линии вымеренными шагами выдвинулись на врага.

— Ну и что далее? — Данила Юрьевич задал вопрос своему сопернику, который, естественно, не был услышан адресатом.

Видя, что построения самозванца выдвинулись немного вперед, Иван Иванович Шуйский приказал так же выдвинуться стрельцам, но по звуку рога срочно уходить по сторонам, давая простор для пушечных выстрелов. Шуйский не отказывался от идеи загнать неприятеля в ловушку, но уже начинал убеждаться, что эта затея провальная и нужно срочно искать иные способы для победы.