Он надавил на стену, и перед ними открылась дверь в еще одну комнату. Золотой конь, играя мускулами, посмотрел на женщину черным с белой прожилкой глазом. Она вскрикнула от удивления и восхищения:

— До чего же он красив!

Митридат довольно улыбнулся:

— Он не только красив. В нем вся моя сила. Я доверяю тебе и поэтому привел сюда. Никто не должен знать о коне. Если он окажется в чужих руках, я погибну.

Она кивнула и прижалась к нему.

— Ты будешь жить долго, мой супруг, — проговорила женщина, поправляя черную прядь волос, упавшую на смуглый лоб. — Я никому никогда не позволю приблизиться к коню. Ты сделал правильный выбор, когда доверился мне.

Ее слова звучали в ушах царя сладкой музыкой. Наконец-то он встретил ту, которой не нужны власть и золото.

Дивноморск, 2017

Белый автобус довез измученную бессонной ночью Красовскую до дома профессора в считаные минуты, она выпрыгнула из душного, пропахшего потом и запахом немытых тел салона, как только распахнулись двери, рискуя попасть под колеса, и, вызвав недовольный окрик контролера, понеслась к дому Александра Борисовича. Ей почему-то — может быть, из-за бессонницы — казалось, что он способен ответить на все важные вопросы, которые ее мучили. На все, кроме самого важного…

В десяти шагах от подъезда женщина остановилась. Ее смутили разношерстная толпа людей, кашлявшая, дышавшая, перхавшая, бурно что-то обсуждавшая, и «Скорая», сверкнувшая красным крестом в утренних лучах. Молодые парни в белых халатах тащили на носилках чье-то неподвижное тело, с головой укрытое простыней, испачканной чем-то красным. Красовская попыталась пробиться сквозь строй галдевших зевак, но ее не пустил немолодой полицейский с разводами пота под мышками.

— Оцеплено, не видите? — грубо поинтересовался он. — Нашему народу хоть кол на голове теши.

— Что произошло? — спросила Лариса у заплаканной пожилой женщины с лицом в черных родинках, напоминавших мушки, показавшейся ей знакомой. Женщина прижимала к себе дрожавшего черного японского пинчера, которому словно передалось состояние хозяйки. Та всхлипнула:

— Наш Александр Борисович… Как обычно, совершал пробежку, когда на него налетела эта проклятая машина. Водитель на тротуар заехал… Сразу насмерть… Наверное, чей-нибудь сыночек… Мажор, или как их там… Накупят прав разным негодяям, а потом они хороших людей давят.

Красовская покачнулась, схватившись за плечо незнакомки. Пинчер недовольно взвизгнул.

— Подождите, вы сказали, Александр Борисович мертв? Но этого не может быть…

— Никто не верит, моя дорогая, — вздохнула женщина, и ее родинки задрожали. — Пять минут назад еще бодрым шагом бежал. Откуда она взялась, машина проклятущая…

Лариса огляделась в поисках автомобиля:

— Какая машина его сбила?

Незнакомка снова вздохнула:

— Да разве кто запомнил? Она как сбила его, так и прочь умчалась, не остановилась.

Лариса почувствовала, как все поплыло перед глазами. Сказывалась бессонная ночь, да что там ночь, ночи в КПЗ, волнение… Она зажмурила глаза и потом резко открыла их, будто ожидая, что все изменится. И женщина не ошиблась. Откуда-то из толпы появилось ухмыляющееся лицо Стаса, и Красовская, истошно закричав, указала на него неухоженным пальцем с обкусанным ногтем:

— Я знаю, кто сбил профессора! Это мой муж, Стас Красовский. Вон он в толпе. Держите, не дайте ему уйти!

На нее стали оборачиваться, и Лариса явственно услышала чей-то осуждающий голос:

— Пьяная.

Пьяная! У людей всегда только одно объяснение. Нужно доказать, нужно…

— Я не пьяная, — попыталась оправдаться она и прищурилась, стараясь лучше разглядеть супруга. Странно! Стас не думал никуда скрываться, он корчил ей рожи из толпы. Виновный в смерти Зенина, он явно дожидался и ее смерти.

— Возьмите его. — Она кинулась вперед и упала на руки полицейского. — Это мой муж сбил профессора. Он не хотел, чтобы Александр Борисович разгадал одну тайну. — Силы покидали ее, она не говорила, а шептала, проглатывая слова.

Полицейский наклонился к самому ее рту:

— Где ваш муж?

Она забилась в его сильных руках, как зверь, почувствовавший опасность:

— Вон там, в сером костюме. Вы что, не видите его?

— В сером костюме?

Полицейский переглянулся с напарником, тот покрутил пальцем у виска. Этот жест вывел Красовскую из себя, и она, вырвавшись из стальных рук, бросилась в самую гущу толпы, расталкивая прохожих и нанося удары направо и налево.

— Задержите убийцу!

— Вяжите ее, — приказал один из полицейских, про себя подумав, что только сумасшедшей им и не хватало. Что за день? С утра не задался. Что же будет дальше? В центре города приземлится летающая тарелка?

С хмурым лицом он подошел к санитарам, уже погрузившим тело профессора в салон, и что-то сказал им, указывая на Красовскую. И вскоре машина «Скорой помощи» уносила бедную женщину в психоневрологический диспансер, находившийся далеко за городом. Оказавшись в коридоре, пахнувшем хлоркой, Лариса снова закричала, требуя отпустить ее, однако заботливые руки опытных санитаров связали ее, и что-то больно кольнуло в ягодицу… Через минуту Красовская погрузилась в сон.

Гипсикратия, I век до н. э.

Несколько месяцев Митридат купался в счастье. Его не интересовали разговоры придворных о том, что царица ему не пара, что этим браком он не приблизил себя к народу, а только заслужил презрение верных подданных. Даже Тирибаз, которого Митридат спросил напрямую, одобряет ли он этот союз, покачал седой головой:

— Это твое дело, царь, — коротко бросил он. — В конце концов здесь мы тебе не советчики. Если считаешь, что Стратоника достойна быть царицей, значит, она достойна. Но я на твоем месте не слишком бы ей доверял. Еще мой покойный родитель говорил: «Никогда не знаешь, что в голове у женщин».

— Я счастлив, — ответил ему Митридат. — Счастлив, как никогда в жизни. Я уже был женат на богатстве, знатности и красоте — и что? Чем все кончилось?

Наставник пожал плечами:

— Кто знает, может, ты и прав.

Получив такой расплывчатый ответ на свой вопрос, Митридат поспешил в покои царицы. До родов оставалось месяца два, и женщина, волнуясь, стала раздражительной, отказываясь от ласк царя. Его это не слишком беспокоило: он уже наблюдал такое поведение и у Лаодики, и у Монимы, и у своих наложниц. Стратоника, с распущенными спутанными волосами, пшеничными волнами раскинувшимися по подушке, лежала, глядя на белый потолок, украшенный узорами, но глаза, казалось, не видели никого и ничего. Митридат присел на супружеское ложе и провел рукой по огромному животу. Она вздрогнула и оттолкнула его руку: