— Ну да, сейчас в новостях прочитала, что сбой по всей стране почти. Представляешь степень моей везучести? Раз именно сегодня и сейчас у них всё полетело.

Крутикова немного покивала головой, после чего строго велала:

— Стой где стоишь и никуда не двигайся.

— Почему это?

— Пока тебе кирпич на голову не упал.

— Какой кирпич?

— Такой! Стой, сказала! Я тебе такси сама попробую заказать.

Глаза я, конечно же, закатила, но так и осталась стоять на месте.

Через минуту от Леры пришло сообщение с маркой и номером машины.

«И как ты это сделала?» — напечатала ей.

«Ловкость рук и никакого волшебства».

«Ну а всё же?»

Мои приложения всё так же лагали.

«Потом расскажу. Ты там, главное, таксиста не прибей».

«Не поняла».

«Поймёшь. Люблю. Целую. Пока».

Дальше на мои сообщения она уже не отвечала.

— Мир сошёл с ума, — сообщила я собаке. На что Маркиз радостно тявкнул и улёгся в самую пыль на брюхо, должно быть рассудив, что на сегодня мы с ним испробовали ещё не всё.

Машина пришла через четверть часа. К этому моменту представитель гордого племени зенненхундов решил немного посходить с ума и начал выписывать кульбиты в грязи.

— Маркиз, прекрати, нас в машину не пустят, — ругалась я с ним.

В этот момент водитель у меня за спиной успел закинуть мой чемодан в багажник. И сделал это настолько споро, что я только и успела заметить его тёмный затылок, уже скрывающийся в салоне авто.

В итоге в машину я садилась с извинениями:

— Простите нас, он немного пыльный, но обещаю, мы ничего не замараем, просто день такой…

Щенок вырывался, вытирая уличную пыль о мою футболку, а для полноты картины я ещё и пару раз головой стукнулась о разные части салона.

— Да что это такое, — боролась я с животиной, которая отчего-то отчаянно начала тянуться вперёд к водителю. — Фу, плохая собака, плохая, кому сказала…

— Не надо наговаривать на ребёнка, — прошиб меня знакомый голос, между спинок водительского и пассажирского кресел к собачьему носу потянулась рука с красивыми и сильными пальцами. — Уверен, что это самая замечательная собака в мире. Моя собака.

Ох… офигев, я разжала кисти, и Маркиз сбежал от меня прямо в объятия водителя.

Вскинула взгляд к зеркалу заднего вида, встретившись там с до боли родными карими глазами.

Андрей смотрел на меня каким-то совершенно незнакомым взглядом: серьёзным, глубоким и виноватым.

В голове крутился миллион вопросов, но не один из них я так и не смогла озвучить.

Зато Француз неожиданно заговорил:

— Знаешь, я тут подумал, что это будет неправильно, если ты уедешь, а я так тебе и не скажу… Свет, я не хочу без тебя.

— Почему?

— Потому что люблю.

Эпилог

В актовом зале было жарко и душно, несмотря на настежь раскрытые окна. Июнь в этом году выдался аномально знойным. Я старалась держаться, активно размахивая ладонью в попытке создать какое-никакое движение воздуха, но помогало плохо, и моё лицо то и дело принимало страдальческий вид.

— Адская жара, — наконец-то не выдержала я, пожаловавшись своему соседу слева.

— Пф-ф-ф-ф, — бесчувственно фыркнул Лёнька, — интересно, как ты столько продержалась в Египте, если лето в Сибири — невыносимо?

— Это другое, — поморщилась капризно. — Там море было…

— Море, — передразнил меня зять, но тут же прикрыл рот, едва ли не вытянувшись по стойке смирно. Я тоже нервно икнула, позабыв о всех своих страданиях, — это моя мама, сидящая перед нами, одним поворотом головы и предельно выразительным взглядом сумела намекнуть на то, что мы мешаем ей наслаждаться происходящим.

Уже после, когда мамин затылок вновь был подставлен под наши взоры, мы с Суриковым понимающе переглянулись. Трепетных восторгов от возможности наблюдать Родьку на сцене в роли выпускника мы не испытывали. Лёня в силу того, что в принципе не отличался особой сентиментальностью, я же, в свою очередь, была слишком зла на брата, чтобы пускать слёзы умиления перед его лоснящейся от удовольствия физиономией.

Конфликт у нас, как обычно, возник на ровном месте, камнем преткновения в котором неожиданно стал ЕГЭ. Неделю назад, когда пришли результаты экзамена по русскому языку, братец не придумал ничего лучше, чем явиться к нам домой и от души с видом триумфатора бахнуть передо мной на стол распечатку с итоговым баллом — «96».

— Видела, видела, а?! — ликовал он.

Возможно, Родион просто радовался итоговому результату, но я усмотрела в этом двойное оскорбление для своей скромной персоны: во-первых, к экзамену он готовился абсолютно сам, отказавшись от всякой помощи, так до конца и не простив мне отъезд в Египет; во-вторых, я в своё время сдала ЕГЭ по русскому языку всего лишь на скромные «94», допустив парочку наиглупейших ошибок. И вот теперь, мелкая зараза всем своим видом пытался продемонстрировать мне своё превосходство.

Я, как и полагается взрослой и самодостаточной женщине, надулась и обиделась, уже неделю не разговаривая с братом. Я и вручение диплома планировала пропустить, но Ленка, порядком уставшая от наших вечных дрязг, посмотрела на меня так, что пришлось тащиться на выпускной. И даже наличие остальных любимых учеников и коллег не снижало градус моего недовольства.

Впрочем, истинная причина моего дрянного настроения была прям-таки на поверхности (по крайней мере, для меня) — с каждым днём я всё больше и больше походила на ледокол «Красин». Что не могло не расстраивать. Поэтому под всеобщими любопытными взглядами я мечтала лишь об одном — поскорее оказаться дома под боком у любимого мужа.

В очередной раз тяжко вздохнув, я тряхнула ладонью и мстительно подумала о том, что в Египте было заметно лучше. Во всяком случае, три месяца, которые мы там прожили, никто не выносил мне мозги, за исключением Гришки, но даже у него для этого имелись вполне обоснованные причины, чего нельзя было сказать о моём семействе. Однако обо всё по порядку.

Слова Андрея о любви в день моего личного апокалипсиса что-то перевернули во мне раз и навсегда. В то утро я сидела во взятой им на прокат машине и едва сдерживала слёзы счастья с примесью лёгкой горечи, пока Исаев сбивчиво рассказывал мне причины своих поступков:

— Ты была права, — произнёс он тогда одну из моих самых любимых фраз, — во всём. — Уже в этом месте я была готова растаять и простить ему абсолютно всё. — Я слишком долго грезил Аней. Даже не знаю, любил ли когда-нибудь по-настоящему, но… большую часть жизни мечтал о ней, словно, выбери она меня, это доказало бы всем, что