Широкими окнами и высоким потолком с деревянными балками просторная светлая комната, наполненная стойким яблочным духом, очень походила на столовую в доме Еремевны, в детстве казавшуюся Люсе огромным залом в сказочном дворце. Нюша так и говорила — «зала». Но здесь «зала» служила и столовой, и спальней, и кухней одновременно. За тяжелой, утепленной снаружи дверью была летняя терраска, продуваемая всеми ветрами, а дальше часов с семи вечера — лишь мрак и холод. Естественно, старушки, как чеховские сестры, рвались в Москву.

Кстати, их и старушками-то трудно было назвать, скорее — пожилые дамы, которых совершенно незачем выпасать. У них свои интеллигентские интересы, в городе их ждут друзья-приятели, наверняка не умолкая звонит телефон. Тетки они, видно же, хорошие, коммуникабельные, гостеприимные. А здесь им с кем общаться? С киргизками у колонки?

Вроде только-только познакомились, а Люсю уже не покидало ощущение, что она знает Олимпиаду и Маргошу давным-давно, настолько ей были понятны все их душевные порывы. Может, свою роль сыграли Костины предвариловки, а может, собственное постоянное, изо дня в день, общение с Нюшей, приблизительно их ровесницей, у которой тоже все всегда написано на лице. По меняющемуся выражению их лиц, непроизвольным нетерпеливым жестам и переглядыванию угадать их чувства и мысли не составляло труда — интерес к Костиному рассказу угасал, верх брало желание выяснить свою участь, и уже охватывало сомнение: «Неужели мы зря два дня подряд паковали варенье в коробки, спешили уложить вещи?» Картонные коробки с вареньем, надежно перевязанные толстой синтетической веревкой, и два трогательных аккуратных чемоданчика стояли в углу, у окна, готовые к немедленному отъезду.

А Костя все распространялся об Италии. Вальяжно попивая кофе со сливками, он гладил кота, уютно устроившегося у него на коленях, и исподволь пытался внушить слушательницам, как полезно ходить пешком, целый день дышать свежим воздухом.

— Мы с Люсечкой за неделю по шагомеру намотали аж семьдесят шесть километров!

— Во Флоренции, где вы гуляли целыми днями, думаю, было тепло и сухо, — не выдержала в конце концов Олимпиада Кирилловна. — А у нас холод собачий, грязь по колено после дождя, и Филипповские уже съехали… Это наши друзья, — вежливо пояснила она, повернувшись к Люсе. — Их дача как раз напротив нашей, через дорогу. По вечерам мы вместе чаевничаем, беседуем, играем в покер. Кроме того, Костя, ты не знаешь главного… — она понизила голос и, многозначительно оглянувшись, дескать, не дай бог услышат соседи, перешла на шепот: — Мы с Маргошей уже недели две не спим совершенно. У Петровых… это наши соседи за стенкой… каждый вечер скандал, драка, ругань. Виталий, ты помнишь, и раньше не отличался сдержанностью, теперь же ты и представить себе не можешь, что он вытворяет!

— Мы с Липочкой, — поспешила вставить словоохотливая Маргоша, — пытались заступиться за Лизу со Светочкой, так Виталий и нас обругал неприличными словами. Заорал: не лезьте куда не просят, старые… — прикусив язычок, она смутилась и все-таки фыркнула от смеха.

— Что ты, глупая, смеешься! — прикрикнула на нее старшая сестра. — Вот так всегда: у людей драма, а ей, легкомысленной, смешно.

— Неправда! — задетая за живое, воскликнула Маргоша. Запахнув на груди оренбургский белый платок, она в обиде даже пересела на диван и оттуда повторила чуть ли не со слезами: — Неправда! Я искренне сочувствую Светочке. Да она мне как родная! Ты прекрасно знаешь, Липа, сколько я с ней занималась, когда она была школьницей. В каникулы постоянно писала с ней диктанты, вытянула девочку на твердую тройку. Ты математик и поэтому не можешь понять, как немыслимо трудно научить ребенка писать без ошибок, если у него врожденная неграмотность… — Маргоша всхлипнула, и Костя кинулся к ней с утешениями:

— Ну, Маргошечка, ну прекрати! Мы все тебя страстно любим и ценим. Вся Москва знает, какой ты замечательный педагог. Я уже не говорю про местных жителей. Если бы ты не обучала их грамоте, они все давно бы спились… ну, ну, ну… — Он прижал к себе маленькую тетушку, стал тормошить, но та отчаянно всхлипнула и уткнулась носом ему в подмышку.

— Мам, что происходит, я не понимаю?

— Я уже сказала тебе: мы не спим две недели. Вот нервы и расшатались, — невозмутимо ответила Олимпиада Кирилловна и жестом велела ему вернуться. — Я не могу кричать о таких вещах, — объяснила она, когда Костя сел с ней рядом. — У Петровых действительно драма или, если угодно, мелодрама. Светлана, ты ее, надеюсь, помнишь, в прошлом году влюбилась без памяти…

— Так это же замечательно, когда без памяти!

— Не паясничай, пожалуйста. Дело нешуточное. Светлана ждет ребенка. Когда Виталий каким-то образом узнал об этом, он буквально взбесился. Его, конечно, можно понять: единственная дочь. При всей своей дикости Виталий, надо отдать ему должное, всегда обожал Свету. Раньше, бывало, бутылку не купит себе с получки, лишь бы порадовать дочку шоколадкой, игрушкой или новым платьицем. А теперь в состоянии алкогольного опьянения он каждую ночь выгоняет девчонку из дома. Лизавета визжит, уснуть невозможно…

— Может быть, ты, Липа, не спишь из-за шума, — раздался возмущенный шепот Маргоши, неожиданно покинувшей диван, — а я из-за переживаний. Беда, Костенька, в том, что Света полюбила женатого мужчину, намного старше ее. Ей, бедняжке, только-только исполнилось восемнадцать! Кажется, тридцатого июля… впрочем, это неважно. Светочка мне сказала, что и он ее любит, этот женатый мужчина… его имя она отказалась назвать категорически… что, кстати, очень хорошо ее характеризует. Но лично я никогда не сомневалась, что Света — порядочная девушка! — Маргоша бросила на сестру короткий, полный укоризны взгляд и перевела ясные светло-карие, точь-в-точь как у племянника, глаза на Люсю, словно искала у нее поддержки.

Люся покивала с самым серьезным видом, хотя в интеллигентской интерпретации Маргариты Кирилловны эта банальная поселковая история с пьяными драками и матом выглядела скорее комично, чем драматично.

— Конечно, здесь господствует власть тьмы, — печально вздохнула заслуженная учительница республики. — Многое происходит исключительно от бескультурья, которое, к сожалению, только прогрессирует в последние годы. На простых людей, на подрастающее поколение чрезвычайно сильное влияние оказывают средства массовой информации, особенно телевидение, развращая их души… Это я не про Светочку, нет! Она хорошая девушка. Жаль только, что абсолютно неспособна к наукам. Поэтому ей и пришлось после восьмого класса уйти из школы и поступить в торговый техникум. Поступить-то она поступила, с моей помощью, я с ней занималась все лето…

— Маргош, тебя опять занесло куда-то не туда! — со смешком перебил Костя и чмокнул тетушку в пушистый седой затылок. — Давай ближе к делу. Мы тебя слушаем со всем возможным вниманием.

— Действительно, что-то я того… зарапортовалась, — самокритично хихикнула та, отпила чайку пересохшими губами и стала объяснять, четко разделяя слова, как учительница у доски: — Итак, насколько я поняла из Лизиных слов, этот женатый мужчина, который любит Светочку, никак не может решиться на развод. Ребенка он запишет на себя, он Светочке в этом поклялся. Причем поклялся в церкви, при батюшке. Ты знаешь, Костенька, я человек советского закала, убежденная атеистка, но мне кажется, он не обманет. А вчера… — Тут Маргоша задумалась, по-видимому, засомневавшись, не подводит ли ее память, и энергично, как отрезала, взмахнула указательным пальцем: — Нет! Это было позавчера. Позавчера, когда Светочка с Лизой прятались у нас от разбушевавшегося Виталия… Так вот, Лиза шепнула мне: «Вы нас извиняйте, Маргарита Кирилловна, но мы вас больше уж не побеспокоим. Светкин кавалер обещал вскорости развестись».