Паркс вставляет около десяти свечей в подсвечники, стоящие на каменном столе. Она чиркает спичкой по коробку и смотрит, как маленький шарик серы загорается между ее пальцами. Потом зажигает свечи, морщась от боли, когда спичка становится короче и огонек начинает обжигать ей пальцы. Тьма начинает дрожать, и по келье распространяется чудесный запах теплого воска. Мария заканчивает осмотр. Ни туалета, ни водопровода. И никаких фотографий, ни одного черно-белого портрета из прошлой жизни затворницы. Ни одного воспоминания о том, как она жила до того, как стала монахиней. Как будто ее память была стерта в то мгновение, когда за ней закрылись двери монастыря.

Молодая женщина смотрит на приколотый кнопками к стене календарь. Календарь отрывной и показывает 16 декабря — день смерти затворницы. Никому не хватило мужества отрывать листки после убийства — конечно, из-за какого-то суеверия. Мария листает календарь до сегодняшнего дня. Получается целая пачка листков, которые она аккуратно отрывает и лишь потом пересчитывает. Со дня смерти затворницы прошло шестьдесят три дня. Мария выдвигает ящик ночного столика и тыльной стороной ладони сбрасывает в него листки. Потом она садится на тюфяк и начинает просматривать книги. Ее интересуют те, в которые старая монахиня заглядывала за несколько часов до смерти, — сочинения, где были изложены мифы различных религий о начале мира. Она зажигает сигарету и наугад открывает одну книгу.

Это английское сочинение девятнадцатого века. Автор описывает в нем извлечение из земли тысяч глиняных табличек в Месопотамии при раскопках развалин древнего города Ниневии. На одиннадцатой табличке археологи обнаружили эпическую поэму о шумерском царе Гильгамеше. Согласно легенде, Гильгамеш отправился искать единственного человека, который выжил после величайшей природной катастрофы, которая опустошила землю в 7500 году до рождения Иисуса Христа. Дожди хлынули потоками с неба, переполнили моря и океаны, и те вышли из берегов.

Согласно тем же ниневийским табличкам, перед самым началом этой катастрофы, легендарный персонаж по имени Утнапиштим получил предупреждение о ней, а предупредил его шумерский бог Эа, который явился ему во сне. По указанию того же Эа Утнапиштим после этого построил корабль, запер в нем по паре животных каждого вида и по одному семени от всех растений и цветов, которые покрывают землю. У Марии Паркс сжалось горло: это же сказание из Ветхого Завета о Всемирном потопе и о Ноевом ковчеге, в котором животные спаслись от Божьего гнева. Это рассказ о начале мира.

Теперь она дрожит от нетерпения, как в лихорадке. Она быстро перелистывает следующую книгу. Это перевод «Шатапатха-брахмана» — «Брахманы Ста Путей», одной из девяти священных книг индуизма. Она была создана в седьмом веке до Рождества Христова. В этом сочинении, где затворница сделала много пометок, Ной носил имя Ману, и богиня Вишну, приняв облик рыбы, предупреждала его о неизбежном и скором потопе и приказывала ему построить корабль. Мир погибал не из-за Божьего гнева, дело было в дыхании божества. Индуисты считают, что бог Брахма творит, когда делает выдох, а потом уничтожает то, что создал, вдыхая в себя воздух, который он потом использует для следующего акта творения.

Дыхание Брахмы это было или что-то другое, в любом случае небо загорелось, потом семь жгучих солнц высушили землю и океаны, а после этого семь долгих лет с неба лились, как водопады, потоки дождя. Снова — и все время — цифра «семь».

Паркс зажигает вторую сигарету от окурка первой. Следующая книга — персидские предания. Ноя персов зовут Йима, и о приближающейся опасности его предупреждает бог Ахурамазда. После этого Йима укрывается в крепости вместе с лучшими людьми, самыми красивыми животными и самыми плодовитыми растениями. Затем наступает ужасная зима, в конце которой весь накопившийся снег начинает таять и покрывает мир толстым слоем ледяной воды.

Мария кладет эту книгу на тюфяк и переходит к следующей. Это составленный группой этнологов отчет, в котором были подведены итоги ста лет исследований, проведенных среди народностей, живущих в самых отдаленных местах нашей планеты. Всюду — от австралийских пустынь до самых густых лесов Южной Америки — они обнаружили сказание о потопе, возникшее за много столетий до рождения Христа. Словно эти народы с их архаичной, самой старой сейчас культурой когда-то испытали влияние катастрофы, которая действительно случилась в незапамятные времена, а потом вошла в легенды.

Все эти сочинения были настольными книгами убитой монахини.

Паркс уже собирается закрыть последнюю из них, но тут ее внимание привлекает фраза, которую затворница написала на полях.

Безымянный возвращается.

Безымянный возвращается всегда.

Мы считаем, что он умер, но он возвращается.

«Мы считаем, что он умер, но он возвращается». Эти слова пробормотала мать Абигайль, когда Паркс сказала ей про Калеба.

Мария давит окурок сигареты в глиняной чашке и подходит к шкафу, дверь которого приоткрыта. Внутри она обнаруживает связку листков, на которых затворница нарисовала кошмарные картины — распятых старых женщин, разрытые могилы и леса крестов.

Такие же рисунки, как в записной книжке Мэри-Джейн Барко.

Над каждым наброском монахиня нарисовала красный крест, окутанный языками огня, концы которых складывались в буквы INRI. Так выглядит в сокращенном виде надпись на табличке над головой Христа. Но над этими буквами монахиня приписала полный вариант сокращения и перевод:

IANUS NAZARENUS REX INFERNORUM

Это Янус, Царь Ада.

Мария чувствует в сердце укол тревоги. Так вот что означали татуировки Калеба — не Иисуса, сына Бога, а двойника Иисуса — Януса, управляющего Адом. Безымянного.

Молодая женщина уже собирается закрыть шкаф, но замечает протертые на полу следы, которые начинаются возле ножек шкафа и заканчиваются там же. Как будто его много раз сдвигали с места и потом ставили точно туда, откуда сдвинули, — одно и то же движение, которое повторялось без конца. Мария упирается спиной в стену и отталкивает от нее шкаф настолько, что ножки встают там, где кончаются следы. Потом она осматривает участок стены, который был закрыт шкафом. Это гранит: неровности камня задевают кожу ладоней. Но внезапно поверхность стены под ее руками становится другой. Мария приносит свечу и продолжает осмотр. И нащупывает место, где твердый холодный гранит вдруг становится более гладким и почти теплым. Мария стучит по этому месту — звук гулкий, словно за стеной пустота. Нет сомнения: это деревянная доска, покрытая штукатуркой. Мария концами пальцев срывает эту доску и обнаруживает в стене нишу размером с большой кирпич. Должно быть, старая затворница терпеливо разбивала этот кирпич, а его осколки незаметно выбрасывала на монастырский двор. Наверное, она делала это очень тихо и много ночей потратила на работу.

Мария шарит руками в нише. Ее пальцы нащупывают пыльную кожу старого переплета и шнур, которым он перевязан. Она вытаскивает свою находку на свет. Под обложкой лежит связка листов пергамента. От старости они истерлись и стали тоньше по краям. Молодая женщина кладет их на каменный стол и придвигает к ним подсвечник на такое расстояние, чтобы огонь не обжег поверхность: тогда на ней останутся рыжие пятна. Потом Мария усаживается на табурет и начинает тихо читать написанные на пергаменте строки. Их писали пером, почерк каллиграфический, но, несмотря на это, буквы словно пляшут у нее перед глазами.