Дела в небольшом, можно сказать, семейном бизнесе шли неплохо. Господин Фольмар расширил свои финансовые операции. Его внимание привлекли бумага и полиграфия — дело перспективное, хотя временами и довольно муторное. И, как и следовало, хозяин ссудной кассы и прочего бросил все силы на освоение вновь возрождающегося рынка.

Тем временем будущий мсье Франс, не оставляя избранное им коммерческое поприще, осваивал иные рубежи. Прекрасно сознавая, что душа преждевременно созревшей Элизы давно им завоевана, он, что совершенно естественно для молодого, с небольшими средствами человека, обретшего самостоятельность и некоторый жизненный опыт, был готов покорять очередные рубежи. Позже он не раз задумывался, что же двигало его граничащей с растлением малолетних страстью: вероятность удачного брака с хорошенькой и счастливой наследницей капиталов господина Фольмара? Или примитивное кобелиное стремление пометить каждый уголок освоенной им территории? Но небесам было угодно, чтобы все свершилось при взаимном желании и согласии, и когда отец Эльзы, памятуя о традиционном семейном ужине, звонил дочке, сообщая, что его задерживают дела, юные любовники приступали к процессу без длительных прелюдий и проволочек. Тогда желание заменяло опыт, а эксперимент еще более подстегивал аппетит…

Так, в один из подобных вечеров, уютно укрывшись в комнатке Эльзы, на ее широкой девичьей кровати, разгоряченный доступностью и доверием своей возлюбленной, Ян взялся излагать теорию, подхваченную в одном из публичных домов Граца, где он оканчивал свои первые университеты. На этот раз речь зашла о допустимом суррогате мужского достоинства, иногда используемом парами для достижения наивысшего блаженства. Прототипом суррогата на сей раз явился небольшой медный пестик, прихваченный Яном с кухни. По замыслу, сей предмет мог не только заменить отсутствующего по каким-то причинам возлюбленного Эльзы, но и оказаться универсальным тренажером, способным укрепить необходимые для качественной физической близости мышцы…

И вот однажды папаша Фольмар, довольный удачно сложившимся днем, с неизменным саквояжем, в котором он переносил от ссудной кассы до дома заклады, обещавшие в ближайшее время стать его собственностью, вернулся чуть раньше обычного, прошел в гостиную и не застал там повседневной картины: ни ангелочка-дочери, ни его молодого партнера, ни суеты, предшествующей застолью. Пройдя несколько расположенных анфиладой комнат, господин Фольмар в последней, девичьей, застал сцену, способную расстроить до умопомешательства и более ограниченного человека: его молодой партнер, выкормыш и бродяга, без штанов, в позе гинеколога, производил какие-то манипуляции с хорошенькой розовой попкой его несовершеннолетней дочери. И, судя по эрекции, это занятие начинающему акушеру было ой как по душе… У папаши Фольмара, как и у всех разумных людей, имеющих тесные отношения с крупными суммами наличности, был припасен небольшого калибра ствол под ласковым именем «эрика», прекрасно умещавшийся в жилетный карман. И папаша Фольмар даже не стал кричать — выколупнув «эрику», он трижды нажал на спусковой крючок. Лучше бы он торговал мебелью! Ведь чтобы подстрелить хоть что-то из подобного оружия, ствол пистолета нужно вставить в ухо или в глаз и только после этого жать на спуск. Первая пулька — иначе четырехмиллиметровый кусочек латуни со свинцом и не назовешь — слегка повредила кожный покров одной из выставленных на обозрение папаши Фольмара ягодиц. Следующие две ударились о стену позади кровати Эльзы и беспомощно шлепнулись на пол. А вот пестик, извлеченный из самого сокровенного на свете места, оказался в руках Яна более весомым оружием — не сознавая реальной опасности, путаясь в спущенных порточинах, он с испугу вмазал своему благодетелю промеж глаз. Папаша Фольмар, секунду покачавшись на своих натруженных за день ногах, закатил глазки и с негромким шорохом осыпался на пол. Тишина, наступившая вслед, продлилась недолго: и весь дом, от помещения для торговли мебелью вплоть до самого конька крыши, содрогнулся от прорезавшего его звонкого, заходящегося вопля Эльзы. Но и он был прерван довольно скоро. Будущий мсье Франс принял второе по значимости в своей жизни решение: тем же пестиком он наотмашь врезал полуголой девушке по темени и еще раз в переносицу. Чтоб наверняка…

Два трупа в девичьей спальне, а выбрать не из чего. Бежать! Бежать немедля! Пока на дворе вечер и есть надежда, что на вопли и едва слышные выстрелы не обратили внимания соседи. И мсье Франс побежал — прихватив увесистый саквояж господина Фольмара и не раздумывая даже о примерном направлении бегства.

Движение. Оно стало осмысленным, лишь только Ян достиг предместий Вены, — наличных, оказавшихся в кармане, хватило бы на приличный кусок вареной сапожной подметки. Разумеется, был еще саквояж покойного папаши Фольмара, который за несколько дней скитаний изрядно оттянул руки будущему мсье Франсу. На первом же из дневных привалов — стараясь, разумеется, передвигаться преимущественно ночью, — он ознакомился с его содержимым. В саквояже оказались золотые часы на цепочке, пара килограммов столового серебра, с полдюжины обручальных колец и несколько продолговатых свертков, вощеная бумага на них была аккуратно перетянута прочным шпагатом. То, что в них было золото, Ян не сомневался — уж очень они были тяжелы. Раскрыв их, беглец долго перебирал незнакомые, странные монеты, некоторые тоньше листа плотной бумаги. Профили, всадники — ни одной похожей на другую. Ян упаковал монеты, переложил их в карманы своего короткого пальто, туда же он высыпал разную желтую мелочь, а столовое серебро вместе с саквояжем выбросил в реку. Так нещадно били по тощим бедрам эти злосчастные свертки!

И вот поутру, проснувшись в разбитом артиллерией сарае и приведя себя в порядок, он, старательно избегая встреч с полицией и военным патрулем, вошел в Вену. Даже тогда этот город произвел на юного беглеца неизгладимое впечатление, хранящееся в памяти и сейчас. Столица! И в этом городе, наверное, нашлось бы немало ссудных касс, подобных кассе в Граце. Но Ян решил действовать иначе — он разыскал не без труда небольшой антикварный магазин совсем рядом с собором святого Стефана. Милый старикашка в круглых очках и в венчике седых волос осведомился, чем он может помочь молодому господину. Ян достал заранее приготовленную монету с изображением всадника — на его взгляд, самую невзрачную из всех, хранящихся в его карманах, и передал антиквару. Старик принял ее, долго молча разглядывал через увеличительное стекло, протер неровное ее ребро ваткой, смоченной в какой-то гадости, и, завершив свои священнодействия, в упор посмотрел на продавца:

— У меня есть для вас полторы тысячи долларов. Более в городе вам не даст никто.

Как ни старался скрыть Ян охватившее его волнение, старичок в круглых очках сумел мгновенно оценить обстановку:

— Две тысячи, молодой человек! Это очень большие деньги…

— Я согласен, — только и сумел выдавить Ян.

— В таком случае мне от вас понадобится документ и расписка в получении денег. Подобные сделки я вынужден обязательно фиксировать. Но, если вы позволите, я не стану указывать ни действительно уплаченной вам суммы, ни действительного названия раритета. Пусть будет испанский дублон времен правления короля Филиппа?