– Однако впоследствии он обнаружил серии цифр, написанных правой рукой. Этот феномен, если быть точным, повторяется девять раз, в разных, удаленных одно от другого, местах. И всегда это шесть-семь последовательных цифр…

Люси и капитан удивленно переглянулись и одновременно задали один и тот же вопрос:

– И что?

– Был проведен эксперимент. Обмакнув кисть идентичного размера в краску, можно написать именно шесть или семь цифр, прежде чем придется снова окунуть кисть в банку. Теперь графолог уверен на сто процентов, что на самом деле этот человек – правша или амбидекстр. Цифры, выведенные правой рукой, выглядят более естественно. Он считает, что Профессор несколько раз забывал писать левой рукой и замечал это, только когда снова обмакивал кисть.

Люси отбросила волосы назад и предположила:

– Выходит… Профессор хотел, чтобы его приняли за левшу. То есть снова хотел подвести нас к Фредерику Муане!

Она уже не могла остановиться.

– Я могу даже предположить, что он способен на еще большую хитрость, – добавила она. – А что, если вообразить, что Профессор пришел и подбросил сюда зубило, чтобы мы получили еще одну улику против Муане?

– Как ты это себе представляешь? Он стащил зубило, выломал окаменелость и положил его на место? – перебил ее Кашмарек. – Да еще догадался, что наш палеонтолог направит нас по этому следу? Ну хватит, Энебель! Будь последовательной!

Люси нервно теребила белокурую прядь.

– У меня есть еще предположение и почище… А что, если это Профессор «заставил» Манон посещать занятия? И это он управлял ее органайзером, чтобы она смогла защититься от грабителя и добраться до правды?

– Да ты бредишь!

– Однако такая гипотеза имеет право на существование. Возможно, он входит в контакт с Манон, когда ему заблагорассудится. Достаточно того, что его фотография есть в ее органайзере. И даже… Если он имел доступ к аппарату, сейчас он уже мог стереть ее… Он наверняка испытывает потребность поговорить с нами. Чтобы оказаться на виду, чтобы блистать. Или показать нам, до какой степени мы глупы. Нам уже приходилось распутывать сложные дела, но должна сказать, это заслуживает «Золотой пальмовой ветви».

Ее мобильник начал вибрировать. Незнакомый номер. Люси извинилась и ушла вглубь комнаты.

На другом конце линии женский голос:

– Главное, не называйте меня по имени и отвечайте только «да» или «нет». Вас действительно зовут Люси Энебель?

– Да.

Молчание. Потом:

– Вы одна?

– Нет.

– Останьтесь одна. Малейшее ухищрение с вашей стороны, и я разъединюсь. У вас десять секунд. Вперед!

– Подождите…

Люси знаком дала понять капитану, что это личный звонок, и вышла на улицу.

– Манон! Скажите, что у вас все в порядке!

– Все в порядке. Вы обещали помогать мне, вы ведь помните?

– Да, помню.

Скрежет металла, приглушенный двухтактный звук, чего-то тяжелого, разрезавшего воздух. Никакого сомнения – Манон в поезде.

– Я записала у себя в органайзере, что могу доверять вам. Скажите, что я не ошибаюсь. Скажите.

– Вы не ошибаетесь.

– Можете записывать? – спросила Манон.

– Секундочку…

– Быстрее!

Люси вытащила из кармана куртки блокнот. Ее била мелкая дрожь.

– Я… Я вас слушаю.

– Отлично. Будьте внимательны, потому что повторять я не буду. Вы сейчас отправитесь в деревню, которая называется Трегастель, это на северном побережье Бретани. Там вы пойдете к пляжу и найдете гигантскую скалу в форме черепа. Она выдается далеко в море, добраться до нее можно по другим скалам. Дойти надо до самого края. Один совет: обувь не должна скользить. Вы…

– Дайте записать!

– Быстрее! Быстрее!

– Бретань… Трегастель… Пляж… Скала в форме черепа… Записала.

– Из Лилля с хорошей скоростью вам ехать часов семь. Найдите какой-нибудь предлог для своего начальства и отправляйтесь в Бретань. Ждите меня там в двадцать часов. У меня есть ваша фотография, я хочу видеть только вас, и никого больше. Если замечу, что вы приехали не одна или что за вами следят, тут же уничтожу новые сведения, которые я собрала, и все пропадет. Я понятно объяснила?

– Но почему одна? Мои коллеги могли бы помочь вам!

Манон перешла на шепот:

– Нет! Я не хочу, чтобы мне мешали действовать. И чтобы задавали вопросы. Я хочу получить шкуру Профессора. Хочу убить его собственными руками.

– Вы отдаете себе отчет в том, о чем просите? Я не могу!

– Двадцать часов. Не опаздывайте. Если вы пропустите нашу встречу или если я пойму, что вы хотите меня обмануть, я отправлюсь туда одна… В преисподнюю…

– Не делайте этого! Это будет самоубийством!

– Тогда присоединяйтесь ко мне. Мое будущее, моя жизнь зависят от вас. От вас одной. И привезите мне мою «беретту», я знаю, что она в полиции, – это записано у меня в органайзере. Не забудьте ее.

В трубке раздались гудки.

Люси почувствовала спазмы в желудке. «Боже мой, Манон, на что ты меня толкаешь?» – подумала она, растирая ноющие виски.

Чтобы помочь Манон, ей придется действовать вопреки своим убеждениям. Солгать начальству. Обмануть дочек.

Люси обернулась и увидела стоящего в дверях Кашмарека. Он с озабоченным видом подошел к ней, держа в зубах сигарету.

– Похоже, тебе нехорошо. Ты белая как мел. Дурные новости?

Люси не успела подумать и сказала первое, что пришло в голову:

– Это… по поводу моей матери… Она… в больнице. Попала в аварию…

– Вот напасть! Что-то серьезное?

Люси чуть не плакала. Нет необходимости что-то разыгрывать, ее поведение ей самой кажется мерзким.

– Врачи пока не знают… – Она вынула носовой платок и приложила к глазам. – Я должна ехать в Дюнкерк… Немедленно…

Кашмарек положил руку ей на плечо:

– Для меня это не лучший момент, знаешь?

Он встряхнул ее, как бы призывая собраться. Он редко видел Люси в таком состоянии.

– Спасибо, капитан.

– Держи меня в курсе. И воспользуйся визитом в больницу, чтобы подлечить свою чертову голень.

Люси кивнула и, слегка прихрамывая, поспешно удалилась.

Что она сделала? Какую грань преступила? Ведь она давала присягу как лейтенант судебной полиции, призванный бороться с преступностью!

А если все плохо кончится? Если прольется кровь? Правосудие настигнет ее. Тогда только тюрьма.