Погуляв ещё пару часиков, мы, весёлые и довольные, вернулись домой. Софа с графом встретили нас улыбками. И кажется, в их отношениях наметился прогресс.

Вон как губы у нашей красавицы покраснели и припухли! У-у-у, а глазки-то как сияют! Похоже, ручки питерского садовода-любителя наконец-то добрались до сочной сибирской ягодки. Ох уж этот Ростовцев! Всё скромником прикидывался, даже дышать в сторону Софочки боялся. Ну да, впрочем, и слава богу, что у них дело на лад пошло. Я уж, если честно, немного побаиваться начал, что Михаил Яковлевич со своим чересчур трепетным обращением невесту до свадьбы так и не поцелует.

Сняв верхнюю одежду и с гомоном ввалившись в гостиную, вся наша вдоволь нагулявшаяся команда, выгрузив на стол принесённые вкусности, села и с наслаждением вытянула уставшие ноги. Я огляделся. Эх-х, а мне начинает нравиться наше новое жильё. Уютно здесь. Газовые светильники в квартире притушены, комнаты окутывает лёгкий полумрак. Потрескивает печка, в углу гостиной сверкает украшениями ёлка, пахнет хвоей и мастикой от натёртых полов. И да, я рад, что в ближайшее время это будет наш дом. Господи, да тут даже водопровод есть! Цивилизация, однако!

За чаем обсудили планы совместных развлечений на праздничные дни. Ростовцев предложил сходить на водевиль, на Михайловской французской сцене в начале следующей недели будет дебютировать известный французский комик господин Сент-Фуа. Все согласились с этим предложением — надо взглянуть на современную французскую комедию. А мне так надо ещё и сравнить её с тем, что я видел в веке двадцать первом. Вяземский вычитал в газете, что в Императорской Академии художеств открывается выставка картин профессора Айвазовского. Опять все пожелали её посетить.

Так и провели мы этот вечерок, строя планы и делясь весёлыми историями. Мне, кстати, особенно понравился один рассказ поручика. Он поведал нам, как два года назад ездил в Японию. Описал суровую жизнь тамошнего населения и их довольно жёсткие нравы, а после, для контраста, зачитал статью из питерской газеты «Новое время», которую прислал побывавший в Японии европейский путешественник. Так вот, в ней автор упрекает японцев за распутство и хождение мужчин в женских одеждах (надо понимать, это он о японских кимоно так отозвался). А дальше писака делает «логический» вывод из увиденного: японцы «женоподобны во всех отношениях», а Япония вообще «дом терпимости Китая»[28].

Ох, как сильно развеселили меня эти дилетантские выводы. Я-то знаю: пройдёт совсем немного времени, и «дом терпимости» начнёт гонять китайцев и в хвост и в гриву. Даже Вяземский, прожив в Японии не более двух месяцев, понимает, что у Страны восходящего солнца большое будущее. Ну, ничего не поделаешь, люди не меняются. Что в будущем, что сейчас горе-корреспонденты всегда находятся.

В субботу я пришёл к Путиловым на обед. И Николай Иванович, и Екатерина Ивановна встретили меня радушно. Если не считать прислугу, они находились дома одни, и это порадовало, ведь Александр Патрушев был знаком с Екатериной Ивановной, а я, естественно, нет. Присутствуй здесь ещё дамы, мог бы случиться неприятный конфуз во время взаимных приветствий. Нехорошо получилось бы, не узнай я хозяйку дома.

Меня сразу же усадили за обеденный стол, и, пока служанка его накрывала, я был буквально засыпан самыми разнообразными вопросами: как здоровье, как доехал, какие планы, собираюсь ли в ближайшее время поехать в родовое имение проведать тёток, и вообще, кто этот граф Ростовцев, у которого я проживаю, и не хочу ли переехать к ним?

Пришлось обстоятельно обо всём рассказывать. Хорошо хоть потом поесть дали нормально, не особо отвлекая, но за чаем дружеский «допрос» продолжился. Тут уж и о жизни в Красноярске разговор зашёл, и о старшем Патрушеве вспомнили. Как мог, изобразил скорбную физиономию. О кончине «отца» говорил кратко. Я, правда, и знал-то лишь то, что он угорел якобы по недосмотру крестьян, присматривающих за домом (на самом деле городничий Канска подозревал в этом подручных купца Потешко).

После рассказа Путиловы выразили мне свои искренние соболезнования. Екатерина Ивановна даже подошла, встала рядом и минуты две по голове меня гладила. Блин, на душе стало так гадко, что словами и не передать, такого сердечного сопереживания я встретить не ожидал. Совесть укорила: нельзя втираться в доверие за счёт сочувствия к тому, кем ты, по сути, не являешься. Чёрт…

А что делать? Цель оправдывает средства?! Хм… Сейчас, наверно, да. Остаётся только надеяться, что и сам я смогу отплатить этим людям соразмерной любовью и помощью.

Чтобы развеять повисшее в гостиной тягостное молчание, я встал и сходил в прихожую, у меня там был оставлен саквояж с подарками для хозяев.

— Николай Иванович, Екатерина Ивановна, разрешите преподнести вам рождественские подарки, а заодно похвастать своими достижениями.

Я поставил саквояж на стол. Видно, Путилову тоже захотелось скрасить неприятное впечатление от моего рассказа, и он, вскочив, наигранно весело воскликнул:

— Ну-ка, ну-ка! Ты что-то сделал собственными руками?

— Вы совершенно правы. Екатерина Ивановна, я не так давно сдал экзамен на звание подмастерья ювелира. Без ложной скромности могу признать: у меня иногда получаются хорошие вещи. Примите в знак признательности за вашу доброту этот браслет.

Ха, а знатно я удивил хозяев! Челюсти у них на пол, разумеется, не упали, но изумление читалось на лицах обоих. Николай Иванович даже взял браслет из рук жены и чуть ли не носом по нему водил, изучая. Потом отдал его и заявил:

— Александр, у вас талант.

— Да-да, Александр, у вас, несомненно, талант! — поддержала его Екатерина Ивановна. — Очень красивый браслет.

— А знаешь, дорогая, у меня такое чувство, что Александр нас сейчас ещё раз удивит.

Я молча достал из саквояжа нож в ножнах и, подавая его Путилову, наполовину выдвинул. Булатный узор клинка сразу привлёк его внимание.

— Любопытно, любопытно. Сам ковал? — Николай Иванович с прищуром посмотрел на меня.

— Сам. Это вещи, которые от и до сделал я. И вот это тоже. Примите заодно как рекламу моих достижений. — На стол легла коробка с револьвером. — Конструкция моя. Сталь сварена на моём заводе, и, поверьте, сталь прекрасная. Ну и выточено всё на станках моего производства.

Теперь Путилов принялся рассматривать револьвер.

— Аккуратно сделано.

— Да. Почти все операции по сверлению, фрезерованию, шлифовке выполняются на станках. Напильником, как делают на наших оружейных заводах, у меня детали не вытачивают.

— Полагаю, оружие выходит дорогим?

— Пока да, но если удастся получить армейский заказ хотя бы на десять тысяч, то цена опустится до цены того же французского «лефоше». И при этом я могу гарантировать, что все детали у револьверов из этих десяти тысяч окажутся взаимозаменяемыми и ничего не надо будет подгонять друг к другу, подтачивая, как это нынче принято в войсках.