Женщина с сомнением покачала головой.

— Не знаю, подруга, как тебе удастся это сделать, с твоей-то силищей. И как ты могла удерживать ее, ума не приложу?

Маринка вздохнула:

— Если бы ты знала, чего мне это стоило.

— Верю.

— Ладно, пойду, а то дочка мне этого не простит.

Не успела Маринка войти в купе, как за ней следом вошел мужчина.

— Ведьмак, — устало подумала Маринка.

— Вам письмо, — он вручил ей пухлый конверт.

— Мне? От кого?

— От Хозяина.

Неожиданно для себя, Маринка густо покраснела. Она схватила письмо и спрятала его в сумочку.

— Спасибо вам.

— Ответа не надо.

Мужчина тут же ушел.

— Ну, что, мамочка, попалась?

— Настена, что значит попалась? Это взрослые дела, у нас с Марго свое дело организуется, это от нашего хозяина.

— Хорошо, дай почитать.

— Настенька, я тебе обещаю, что когда мы откроем нашу фирму, оформим ее, тогда я тебе все покажу и расскажу, а сейчас не забивай свою детскую головку проблемами взрослых.

— Я не маленькая, через месяц мне будет двенадцать. Ты сама меня просила все тебе рассказывать, я свое обещание честно исполняю, а ты?

— Настя, прошу тебя, перестань меня обвинять. Я еду немного отдохнуть, а не о работе разговаривать. Дома меня Марго с работой достала, а тут еще с тобой о ней разговаривай.

— Мам, а тебе не кажется странным, что этот мужик тебя в поезде нашел?

— Ну, чего же тут странного? Марго знала в каком я купе еду. Настя, скажи честно, в чем ты меня подозреваешь?

— Мама, у тебя появился любовник?

Маринка расхохоталась: Так вот в чем подозревает ее Настена! А вслух сказала:

— Дурочка моя! Я тебе клянусь чем угодно, что твоего папу я не предам никогда, я очень люблю его и не собираюсь ни на кого менять. К тому же я тебе открою одну тайну, тебе и Дашеньке. Только обещайте, девочки, что вы пока об этом не расскажете никому.

Глаза у Настены загорелись, ведь мама доверяет ей тайну!

— Девочки, скоро у вас появится братик.

Настя с удивлением смотрела на Маринку. А Даша сказала:

— Ну вот, так хорошо жили, и на тебе. С мальчишками ужас как тяжело, они все время дерутся.

— Нет, Дашенька, этого не будет, вот увидишь. Он будет вас всех любить. А ты что скажешь, Настенька?

— Мам, я этого не ожидала. Ты вроде уже не молодая…

Маринка схватила девочку в охапку,

— Ах, ты, обезьянка! Я что же старая? Говори сейчас же!

В купе они подняли возню, начали беситься и хохотать. Маринка была счастлива. Она очень боялась потерять доверие дочери. Теперь, кажется, пронесло. Но что же в письме?

— Ладно, мамочка, не мучайся. Я вижу, что тебе не терпится прочитать письмо. А ты хорошо себя чувствуешь?

— Хорошо, Настенька, хорошо. Срок еще маленький, месяц всего. Ладно, девчонки, ложитесь спать. И помните, про мою беременность никому ни слова.

— И даже Машке? — спросила Настя.

— Ей особенно. Дашеньке столько же, сколько Маше, но она взрослее. Машка тут же всем разболтает. Эта примета такая, девчонки, лучше чтобы никто не знал.

Маринка видела, как блеснули от радости глаза Дашеньки. Ей доверили тайну, которую Маринка даже не хотела доверять своей младшей дочери. Господи, но почему эта девочка такая взрослая? Неужели события, которые произошли, так повлияли на нее? А может, сыграло роль то, что она была старшей в семье? Ведь она помнит, что Света всегда говорила о Даше как о взрослой. Маринка уложила девчонок. Дашенька уснула сразу, а Настена на верхней полке еще долго читала книжку. Маринка терпеливо ждала, пока она ни уснет, листала журнал, совершенно не видя его. Что же в письме? Наконец Настя выключила свет. Маринка прислушалась. Дыхание девочки стало ровным, слава Богу, уснула. Дрожащей рукой Маринка вскрыла конверт. Бумага была очень плотной, но разве это бумага? Материал, на котором было написано письмо, был ей неизвестен. По-моему, это кожа. Она осторожно развернула письмо, в нем был текст следующего содержания:

Поздравляю тебя с успешным применением данной тебе силы. Тебе следует прибыть на шабаш 22 июня в полночь. Тебе разрешается участвовать в шабаше, развлекаться. Не разрешается подходить и разговаривать со своей дочерью. Для подписания нашего контракта ты вернешься в сторожку своего деда, где и будет лежать оный. Подписать ты его должна своей кровью. На размышление тебе дается ровно сутки после шабаша. Ты можешь вписать в него вместо себя имя любой своей дочери. А я оставляю за собой право взять твою дочь, как когда-то взял тебя. После подписания, 23 июня в полночь, ты положишь его на то же место, где он лежал до подписания. Затем ты сразу отправишься в деревню. Я оставляю за собой право в любой момент посетить тебя для обсуждения наших дальнейших совместных действий. Люцифер.

Маринка перечитывала письмо снова и снова. Он явно угрожал ей, знает, что ради детей она пойдет на все. Вдруг текст стал бледнеть и исчез совсем, как будто его и не было.

— Он не разрешает мне увидеться с Ольгой! Придется мне обмануть его. Я еду только для этого. Если я с ней не встречусь, то эта моя вина просто сожрет меня. Почему он не разрешает поговорить с ней? Он чего-то боится. Но чего? Всю ночь Маринка промучилась, мысли не давали ей покоя. Утром Настена воскликнула:

— Мамочка, что с тобой? Ты так плохо выглядишь! Что-то плохое в письме?

— Не знаю, Настена, чего-то всю ночь не спала.

— Будешь спать днем, — безапелляционно заявила Настя.

— Что скажет дед, когда увидит тебя такую завтра?

— Ладно, не ворчи, посплю днем.

Маринка любила поспать утром подольше, а ночью засыпала с трудом. Она была совой. С начала семейной жизни это мешало ей, ведь Сережа засыпал рано и просыпался бодрым утром. Потом Маринка привыкла к этому, и даже стала получать от этого удовольствие. Маринке нравилось лежать в кровати и наблюдать, как муж собирается на работу. Она наблюдала за Сережей и радовалась своему счастью. От воспоминаний о Сереже у нее потеплело на сердце.

Наконец путешествие закончилось. Маринка никогда не видела столько людей на их станции,

— Видно шабаш будет крупный. Многие приветливо ей кивали. На перроне их встречал Николай.

— Коля, а что с дедушкой? Почему он нас не встречает? — спросила тревожено Маринка.

— Он что-то приболел. У него модная болезнь: депрессия называется. Машка все время у нас, с нами ей веселей. Баба Алла ушла в книгу: сидит целый день над ней, не ест, не пьет, не отзывается. Дед видно, тоскует по ней. Раньше-то они дружили, а теперь что произошло с бабой Аллой, ума не приложу.