— Света, будем надеяться на лучшее. Я сейчас уйду. Мне надо Дашеньку из садика забрать, уже пять часов. Пока доеду, будет шесть. Знаешь, как дети расстраиваются, когда их последними забирают?

— Прощай, подруга, я чувствую, что мы больше не свидимся, не поминай меня лихом, прости за все, и спасибо — за маму, за Дашеньку. Сереже тоже спасибо передай.

Света устало закрыла оставшийся глаз, который все равно уже ничего не видел. Маринка тихонько вышла из палаты. В коридоре на диванчике сидел Фима. Он бросился к Маринке:

— Ну, что!? Как она!? Меня не пускают к ней.

— Она умирает, Фима.

— Как умирает!? Ведь все же было хорошо? Я вчера был у нее, она была очень веселой после встречи с тобой. Мы мечтали об операции. Что произошло?

— Не знаю. Говорят, начался сепсис. Отчего так бывает, никто не знает. Все думали, что дело пошло на поправку. Мне сказали, что к вечеру она умрет. Надо маме ее сообщить.

Фима расплакался. Он вдруг отчетливо понял, что надежды больше нет, он ни о чем не хочет думать, никуда не хочет идти, ничего не хочет делать. Маринка обняла его. Фима напоминал ей сейчас большого ребенка.

— Фим, держись слышишь? У нее никого нет, только ты и я с Сережей. Ты должен быть сильным. Так ты скажешь ее маме сам?

— Это бесполезно, ее мама ничего не помнит — болезнь у нее какая-то странная — Альцгеймера называется, она не узнает даже Светку.

— Ладно, Фим, пойду я, — сказала и бросилась бежать по коридору к выходу.

Маринка пулей вылетела из больницы. На сердце было тяжело. Надо поговорить с Дашенькой. Что ей сказать? Девочка не понимает еще ничего о смерти. Она плачет, хочет видеть маму, братика. Как же ей объяснить? Папу Дашенька не звала, видно привыкла, что его дома нет. Конечно, с Машкой ей лучше будет. Играть будут вместе, она постепенно забудет свою семью. Маринка решила, что не скажет ей ничего сейчас, пусть подрастет, ведь девочка и так пережила столько.

Воспитательница в саду пожаловалась Маринке:

— Знаете, Дашенька все время плачет, вы, может быть, пока подержите ее дома. Она целый день просидела на стульчике, ничего не съела. Девочку надо психиатру показать, детская психика очень ранима.

Да, она права, — подумала Маринка. Сейчас у нее куча времени. Пока не началась работа в центре, Матрена все взяла на себя. Когда они откроют его, Маринка будет там работать. Вот и сбудется мамина мечта — она будет лечить людей, и, наверно, убивать их. Разве сможет отдать она Ему душу дочери, будь то Настенька, или Машенька? Что ей все люди мира, любая мать меня бы поняла. Господи, но почему она тогда помогла Полине? Если бы не ее жалость не пришлось бы спать с Сатаной и обманывать Сережу. Как бы ей хотелось изменить прошлое, но это невозможно никому.

Дашенька прижалась к ней и оторвала ее от грустных мыслей. Маринка взяла девочку на руки, обняла и поцеловала. Ребенок был легким, как перышко. Ее Машка ведь ровесницей ей будет, а такая крепенькая, сбитая вся. А Даша тоненькая, словно тростиночка, волна нежности и любви к этой девочке захлестнула Маринку.

— Ну, что, малышка, все будет хорошо. Сейчас мы зайдет в Макдоналдс, я тебя покормлю. Машка Макдоналдс обожает, тебе понравится, ты ведь тоже ходила туда?

Девочка молчала. Маринку очень встревожило это молчание. В Макдоналдсе девочка ни к чему не притронулась. Маринка все раздала детям за соседним столиком. Как она к ней не обращалась, все безрезультатно. Даша молчала.

— Господи, так девочка может умереть от истощения, она такая худенькая. Маринка быстро набрала телефон Сережи. Все ему рассказала про Светку и Дашу.

— Сереж, мне кажется, Дашеньку надо спасать.

— Марин, на Старом Арбате есть платная клиника, они работают, кажется, допоздна, зайди туда.

На ее счастье, психиатр принимал, но он был для взрослых. Осмотреть девочку он все же согласился. После расспросов Маринки и осмотра Даши он сказал ей:

— Ребенок пережил сильный стресс, здесь поможет только ваша любовь. Видно, в больнице ей тоже было не сладко, ни вы ни я не знаем, что там было. Если завтра она откажется от еды, то придется ее кормить принудительно, через капельницу. Так что постарайтесь уговорить девочку.

Что же делать? Она набрала телефон Фимы.

— Ты еще в больнице?

— Да, меня пустили к ней, но ей совсем плохо, она умирает, надежды больше нет. Я тут покурить вышел, но сейчас опять пойду к ней, она очень страдает.

— Фима, а она может говорить?

— Пока да, но уже слабо.

— Поговори с ней, скажи Даша в опасности, пусть Света уговорит Дашу покушать, девочка ничего не ест, мы были у психиатра, пожалуйста, Фима, быстрей.

Через минуту зазвонил телефон. Маринка отдала трубку Дашеньке. Та внимательно слушала, потом сказала:

— Я тебя буду ждать всю жизнь, хорошо мамочка? Я тоже очень тебя люблю и скучаю, и по Павлику тоже, он уехал с папой, и его нет. Я мамочка домой хочу к Павлику, к папе, к тебе. Да, да, я буду хорошей девочкой.

Маринка, слушая разговор, не могла сдержать слез. Даша отдала телефон Маринке:

— Тетя Маринка, не плачь, я буду хорошей девочкой, я покушаю с тобой. Мне так плохо без моей семьи.

— Ох, как я понимаю тебя, девочка. Мне в детстве повезло больше, — подумала Маринка, — у меня остался папа, дедушка, баба Алла, моя семья. Я обещаю тебе, у нас тебе будет хорошо.

— Я знаю, тетя Маринка, я уже почти люблю тебя. Я поживу у тебя, пока моя семья будет в командировке, ладно?

— Хорошо, моя девочка, я обещала твоей маме позаботиться о тебе, а пока не вернется твоя мама, буду тебе мамой понарошку, ладно?

— Мы с тобой поиграем, ты пока будешь моей мамой, дядя Сережа — папой, а Настена мне сестричкой будет.

— Да, да, — радостно закивала Маринка, девочка сама подсказывала ей выход. — Конечно, мы будем с тобой играть в семью.

— У меня не было сестрички, только братик. Сестричка наверно лучше. Мы с Павликом дрались, а сестричка драться не будет, да?

Маринка ликовала: Слава, Богу! Какое счастье, что Светка еще жива, она спасла свою дочку!

— Дашенька, завтра мы пойдем к тебе домой, заберем твои вещи, любимые игрушки и будем собираться в деревню. Уже совсем скоро мы поедем туда. Там у тебя есть еще сестричка, такая же, как ты, ее Маша зовут.

— Я Машу знаю, это вторая твоя дочка, помнишь, мы вместе Новый год встречали?

— Да, помню. В доме отдыха под Москвой. Но тебе тогда два годика было. Неужели ты помнишь? Ты больше не будешь плакать?

— Не могу тебе обещать этого. Маленькие девочки ведь плачут? Даже большие тетеньки плачут. Моя мама тоже плакала, так легче.

Маринка только удивилась разумности девочки.