Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Симпатяга Джек, который хорошо разбирается в торговле скотом. Симпатяга Джек, который вот-вот разорит фирму Джорджа и пустит его по миру. Симпатяга Джек, чьи сообщники уже начали нашептывать добродетельным членам ее любимого загородного клуба Гроувсайд ужасающие подробности о финансовых махинациях Джорджа и о бесстыдном предательстве Джун. Симпатяга Джек не найдет покоя, пока семья Хокстонов не будет втоптана в грязь на глазах у их благочестивого светского мирка.
Пусть узнают, каково это — оказаться брошенным на произвол судьбы, когда некому тебя спасти, когда страдаешь и не можешь понять, за что весь мир отвернулся от тебя.
Пусть узнают, что такое настоящие муки.
Увидев Джун и Джорджа, я вспоминаю жаркий полдень, когда мы сидели на террасе у Леандро вместе с Притчем. Он опрокидывал бокал за бокалом граппы и рассказывал нам о мистере Уинслоу, о Канзас-Сити, о лагере Миннетонка, о двух молодых девушках, поехавших покорять Лондон.
Это происходило в другом мире, целую жизнь назад.
Когда они вошли, Белладонна ничего не говорит. Облаченная в чадру и свободное черное платье, она похожа на статую, упрятанную под тканью, а воздух вокруг нее так напоен диковинными ароматами, что никто не решается к ней подойти, даже просто поблагодарить за великолепный вечер.
— Вы не поверите, как тяжело нам приходится с нашими кошками, — хихикая, рассказывает Джеку Джун, большая специалистка по светской болтовне. — Хуже всех Сэнди. Такая избалованная! Представляете, она не приходит обедать, если мы все не соберемся ради нее в столовой, а Джордж не ударит в обеденный колокол. Тогда она входит, хвост трубой, и принимается за еду. До чего умная киска!
Иногда люди бывают так банальны, что я готов заплакать от отчаяния.
— Кстати, я вспомнил одну историю о кошках, — говорит Джек. — В войну у меня был один приятель, он выздоравливал после операции — ему отняли мизинец на ноге. Отморозил, кажется. Он любил дешевые эффекты и после операции взял моду возлежать на груде подушек и принимать гостей, которые рыдали от сочувствия и приносили ему подарки с черного рынка. Но он забывал их предупредить, что отрезанный палец покоится рядом с ним, на блюде лиможского фарфора, в окружении цветов. Что-то вроде усыпальницы в память о его героической стойкости перед лицом переменчивой судьбы.
Улыбка медленно сходит с лица Джун, пальцы Джорджа крепче сжимают ножку бокала.
— Однажды я зашел к этому приятелю, чтобы выпить с ним за его здоровье, и вдруг в комнату врывается кошка. Она вскакивает на постель, хватает с лиможского блюда отрезанный палец и убегает.
Джун просто позеленела. Джордж залпом опрокидывает бокал.
— Не каждое животное так любит хозяина, что готово съесть его, — замечает Джек, не обращая внимания на их корчи.
Белладонна взрывается смехом, так громко и так истерически, что все гости вокруг нас разом прерывают болтовню и озираются, пытаясь понять, что же происходит и какой лакомый кусочек светских сплетен ускользнул от их ушей.
— Вы, сэр, — говорит она, указывая веером на Джека. — Подойдите ко мне, пожалуйста. И ваши друзья тоже.
Вот оно, начало. Вот оно.
Лицом к лицу через восемнадцать лет.
Они придут к тебе, если не будут знать, кто ты такая.
Пристально вглядываясь в зарумянившееся от гордости лицо Джун, я встаю и освобождаю ей место рядом с Белладонной. Легко могу представить себе, как она выглядела той лондонской весной в 1935 году: волосы уложены волнами, как у Джин Харлоу, скроенные по косой линии шифоновые платья, которые совсем не идут к ее округлому животику и мясистой груди, безвольные девчоночьи черты лица. Она так стремилась заполучить себе мужа и тиару, что готова была пойти на все, лишь бы избавиться от надоедливой, умной и красивой кузины с огромными зелеными глазами и соблазнительными манерами. Теперь Джун раздалась и вот-вот расплывется, как квашня, а Белладонна не имеет возраста. В ней нет ни одной мягкой линии.
— Рад видеть вас, мадам, — приветствует ее Джек.
— Пожалуйста, зовите меня Белладонной, — отвечает она. Джек не удерживается от едва заметной улыбки. Именно эти слова сказала она ему при первой встрече.
— А это мои друзья, Джун и Джордж Хокстон.
— О, я так счастлива, что познакомилась с вами, — щебечет Джун. — Мы…
Белладонна прерывает ее резким щелчком веера, и Джун умолкает. Я делаю знак официанту, и он приносит нам бутылку шампанского.
— За «Ночь в Касбе», — поднимаю я тост. Мы чокаемся, и я вижу, что Белладонна внимательно рассматривает кузину. Та пьет шампанское, стараясь не поперхнуться пузырьками.
— Расскажите, откуда вы, — прошу я.
— Из Канзас-Сити, — отвечает Джордж и надувается от гордости.
— Все трое?
— Я — нет, — говорит Джек. — Я живу в Нью-Йорке, но жизнь не дает сидеть на месте. Я всегда в пути.
— Чем вы занимаетесь?
— Владею «Хокстон Энтерпрайзиз», — говорит Джордж, все так же сияя. — Специализируюсь в инвестициях, торговле скотом и тому подобных вещах.
— Опасное занятие?
— Нет, если знать, что делаешь.
— Мне кажется, вы всегда знаете, что делаете, — с сомнением произношу я. Мои слова свистит у него над головой, как пули.
— Надеюсь, что да, — произносит он с хриплым самодовольным смешком.
Ах ты, добропорядочный пресвитерианин, скоро ты узнаешь, что такое настоящая опасность.
— У вас есть дети? — продолжаю расспросы я.
— Да, две дочери, — отвечает Джун. — Хелен, ей шестнадцать. А нашей малышке Кэролайн — пятнадцать. Обе ходят в школу.
— Не такая уж она малышка, — замечает Джордж, опорожняя бокал. — Кэролайн-то наша жрет, как лошадь! Скоро пустят меня по миру.
— Джордж, — одергивает его супруга.
— Обе — очаровательные девочки, — вставляет Джек.
— Ну, спасибо вам, мистер Уинслоу, — кокетничает Джун, пытаясь изображать скромницу, но сама с любопытством разглядывает рубиновые и жемчужные кольца на обтянутых перчатками пальцах Белладонны. Ужасно эффектно, решает Джун, надо ввести такую моду в бридж-клубе. Они там полопаются от зависти! Джун пыжится от гордости — как же, сама великолепная Белладонна пригласила ее, Джун Хокстон из Канзас-Сити, штат Миссури, к себе за столик!
— Еще родные у вас есть? — спрашиваю я у Джун.
— Только родители, — отвечает она. — Они живут в Миннеаполисе.
— Надеюсь, они в добром здравии?
Если Джун и удивилась такому странному для ночного клуба вопросу, то ничем не выказала этого. Еще бы, ведь мы заговорили на ее любимую тему — о ней самой.
— О, как вы любезны, что спрашиваете о них, — радостно отвечает она. — К несчастью, здоровье у них неважное. У моей мамы, гм, женские проблемы. А у отца слабое сердце. Мы за них очень беспокоимся.