Вдруг голова закружилась, а сердце забилось судорожно, беспорядочно. Охватила странная паника. Ах да, она опять забыла попить воды. Слишком поздно. Ноги подкосились; трава, пыль и жара сомкнулись над головой.

В темноте слышались голоса: значит, сознание не ушло далеко. Влажные платки на лбу и груди помогли вернуться в реальность. Видимо, какая-то часть существа отчаянно боролась за жизнь.

Веки дрогнули и затрепетали. К губам прикоснулся холодный металл, и Селина приоткрыла рот, чтобы сделать глоток из фляги. Приоткрыла глаза и посмотрела вокруг. Как же она оказалась в повозке?

Миссис Олсен по-прежнему сидела на козлах, Уилл шел пешком, а в крошечное пространство между постелью Селины и стенкой умудрилась втиснуться Сара – молодая женщина из соседней повозки. Светловолосая, не слишком красивая, скромная и молчаливая, она умело ухаживала за больной. Постель, состоявшая из нескольких сложенных одеял, помещалась сразу за спиной возницы.

Поначалу Селина просила отвести ей уголок в конце повозки, чтобы обладать хотя бы слабым подобием уединения, однако миссис Олсен настояла на своем. Она тоже не доверяла Уиллу и знала, что делает.

Когда Катарина шла пешком, а Уилл ехал на козлах, приходилось то и дело терпеть его мерзкие выходки, поэтому Селина боялась даже представить, что могло случиться бы, если бы миссис Олсен сидела на козлах, он шел пешком, а постель оказалась у задней стенки.

Пока быками управлял он сам, непредсказуемая местность заставляла крепко сжимать поводья обеими руками и внимательно смотреть вперед, но даже тогда Уилл умудрялся время от времени просовывать в повозку грязную пятерню и хватать Селину. Она научилась спать спиной к нему, а при каждой остановке мгновенно открывала глаза и отползала в дальний конец.

– Спасибо, Сара, мне уже гораздо лучше, – солгала она, слабо улыбнувшись. На самом деле голова все еще кружилась да и тошнота не проходила.

Сара кивнула, пробралась на козлы и села рядом с миссис Ольсен.

– Разве Уиллу не пора вас сменить?

– Пожалуй, поработаю за своего мальчика, а он пусть прогуляется, – ответила Катарина.

Тон показался Селине странным. Кажется, проницательная женщина догадалась, почему она так долго шла пешком, не желая возвращаться в повозку. Но если мать и сын поменяются местами, то, едва придет ее очередь погонять быков, Уилл окажется за спиной и без присмотра. Нет, только не это! Она едва не застонала.

Катарина продолжала говорить ровным, усталым голосом:

– А потом остановимся на ночлег. Не хочу больше пускать Селину на козлы.

Что? Впервые за много недель Селина испытала облегчение. Но почему? Должно быть, решила держать Уилла на расстоянии.

– И сколько уже? – спросила Сара.

– Давай посчитаем, – задумчиво произнесла миссис Ольсен. – Сейчас середина июля. Думаю, два-три месяца, не больше.

Не простившись, Сара спрыгнула с козел.

От непрерывной качки и спертого воздуха Селине снова стало не по себе. Она привстала и увидела, что задний полог опущен. Ни ветерка, ни сквозняка.

В последнюю минуту все-таки удалось приподнять кожаную стенку и перегнуться через край повозки. Спазмы оказались мучительными. Катарина сжала поводья одной рукой, а второй взяла влажную тряпку и положила Селине на затылок.

– Спасибо.

Приступ тошноты отступил, и она, хоть и с трудом, выбралась на козлы и села рядом с заботливой попутчицей. Миссис Олсен крикнула сыну, чтобы тот откинул задний полог, а потом посоветовала:

– Прополощи рот, сразу станет легче. И побольше пей. Слава богу, воды хватает.

Она искоса взглянула.

– Сегодня вечером постираем все одеяла. Ночь тебе придется провести на земле, вместе с нами, но к утру они высохнут. Постелем вдоль, чтобы ты могла вытянуть ноги. Да и дышать так будет легче. А запасы провизии уберем в дальний угол.

Катарина говорила так спокойно и уверенно, что Селина удивилась:

– Но… я ведь всегда сплю на земле, как и все остальные.

– Теперь будешь ночевать в повозке, – отрезала собеседница, не допуская возражений.

Долго ехали молча. Селина смертельно устала. Казалось, изнеможение уже никогда не пройдет, как и постоянная боль в мышцах. Все тело мучительно ломило. Солнце продолжало немилосердно палить, и она протерла шею платком.

– Выпей воды. Маленькими глотками. И пожуй корочку хлеба.

Селина повернулась, чтобы пробраться внутрь.

– Не хочу хлеба. Лучше прилягу.

– Обязательно поешь и постарайся оставаться на козлах до тех пор, пока не постираем одеяла и не проветрим повозку. – Катарина говорила негромко, буднично, но в то же время уверенно и даже властно. – А если ляжешь сейчас, то снова станет плохо.

Селина глубоко вздохнула и раздраженно возразила:

– Миссис Олсен, я…

– У меня семеро детей, – перебила спутница. – И трое внуков. Поверь, я знаю, когда женщина беременна. И знаю, как тяжело даются первые месяцы. Даже думать страшно, что стало бы со мной от всех этих запахов.

Селина едва не задохнулась от шока.

– Но… нет, вы ошибаетесь… это же невозможно! – Она провела рукой по груди, по животу и недоверчиво покачала головой. Все тело болезненно ныло.

«Невероятно». И все же она знала, что Катарина права. Как же можно было не заметить, не понять?

Ответ пришел сразу и не оставил сомнений. Дело в том, что в ужасных условиях чувства притупились от усталости, а мышцы постоянно болели от переутомления. Вся энергия ушла на поддержание жизни во враждебной среде, а после катастрофы цикл сбился настолько, что Селина перестала обращать на него внимание. Неужели тогда, в лесной хижине, Тревор подарил ей ребенка? Или это случилось в Новом Орлеане?

– В первый раз все не верят, – продолжая смотреть вперед, равнодушно пояснила Катарина. – А потом, с каждой новой беременностью, осознание приходит быстрее и легче.

– Но это невозможно… я не… – повторила Селина, снова провела рукой по животу и умолкла. Стоит ли что-то объяснять?

Внезапно смысл случившегося предстал во всем своем великолепии: в ее теле растет ребенок Тревора! И она снова куда-то едет. Еще один ребенок. Еще одна повозка. Господи! Пусть в этот раз не случится ничего страшного!

Тревор…

О как страстно хотелось разделить с ним счастливую новость! Не надо было поспешно убегать из Нового Орлеана.

Она больше не пуста, не бесплодна. Каждый нерв ожил в радостном осознании: она носит под сердцем ребенка – его ребенка! Захотелось побыть одной, разобраться с мыслями и чувствами, погрузиться в счастливые любовные воспоминания. Да, возрождение влекло за собой темную сторону страсти – боль. И все же самой тяжкой, мучительной болью оказалось долгое бесчувствие. И вот теперь в ней теплится новая жизнь. Ребенок Тревора! Селина с трудом скрыла восторг.