Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Девушка, а колготки? – услышала она вслед голос консьержки.
– Оставьте их себе… – Белла выскочила на улицу и побежала, давясь слезами и ничего не видя перед собой… Последнее, что она почувствовала, был удар, который превратил ее в птицу… И она полетела.
1 сентября
Никто не знал о ее возвращении в город. Даже Пасечник. Ухаживавший за нею Макс так не добился от нее ни слова. Герман Леви, его дядя, который снял для них эту дорогую просторную квартиру, привез с собой из Москвы знакомую женщину. Анна кормила Беллу, купала ее, а по вечерам читала ей книги. Когда в комнату заходил Макс, Белла отворачивалась к стене – она не хотела его видеть.
– Я не знаю, почему они не приглашают к вам доктора, – говорила Анна довольно часто, уверенная в том, что Белла ее не слышит, – и это, конечно, не мое дело, но вы, Белла, уже совсем поправились. Вы легко отделались, всего два перелома, и это после такой жуткой аварии… Говорят, что вы летели несколько метров, и если бы не крыша стоящего там «Мерседеса», на которую вы упали, вас бы не было в живых… Почему вы не говорите? И не встаете? Ведь вы почти здоровы…
– Помогите мне встать, – вдруг услышала Анна и уронила чашку, молоко сразу же впиталось в ковер.
Белла смотрела на нее бесстрастным взглядом ярко-зеленых глаз и пыталась подняться с постели.
– Мне надоело лежать, но, когда я встаю, у меня кружится голова. Если честно, я ходила ночью по комнате. Но все равно голова кружится.
– Еще бы, – пробормотала обрадованная Анна, подбегая к Белле и помогая ей сесть на постели. – Давно бы так…
– Анна, вы знаете, что такое злость? – спросила Белла, и глаза ее потемнели. Она сидела на постели худенькая, бледная, в широкой ночной рубашке. Волосы крупными темными кольцами обрамляли ее узкое лицо.
– Знаю, наверно, как и всякий другой человек. А что?
– А то, что она у меня кончилась. Я, похоже, отравилась ею. Скажите Максу, что я хочу поехать на кладбище.
– На кладбище? И это теперь, после того, как вы заговорили?
– Да я и не молчала, я постоянно говорила… И ОН, – она посмотрела на дверь, – все слышал… Принесите мне одежду и немного вина, только красного…
Анна вышла из комнаты, а вернулась уже с Максом.
– Идите, Аня. – Макс сел рядом с Беллой. – Ты хочешь, чтобы я отвез тебя на кладбище?
– Да. – Она повернула к нему голову и посмотрела в глаза. – Вот теперь я готова выслушать тебя.
На кладбище было как в парке – солнечно, зелено и спокойно. Разве что не бегали с гиканьем и хохотом дети.
Макс помог Белле выйти из машины.
– Надо же, кто-то даже смастерил скамейку… – сказал он, усаживая на нее Беллу и доставая из кармана фляжку. – Ты просила красного вина? Вот, выпей…
Она сделала несколько глотков.
– Зачем ты устроил все это? – спросила она, не поворачивая головы, но жестом указывая на двойную могилу Лерманов, перед которой они сейчас находились. Это была ИХ могила.
– Я ничего не устраивал. – Она заметила, что голос его не изменился с тех пор, как они разговаривали с ним в последний раз, 15 июля, в ресторане… Да и сам он нисколько не изменился, такой же красивый, холеный, уверенный в себе и вообще – неотразимый. На кладбище он поехал во всем черном: скорбеть по самому себе, наверно.
– Ты знаешь, кто?
– Точно сказать не могу, но догадываюсь.
Наконец она повернулась к нему и, едва находя в себе силы, чтобы не разрыдаться, задала самый главный вопрос:
– Ты… ты знал, что я… я жива? – Как тяжело дались ей эти слова!
– Конечно же, нет…
– Ты даже не потрудился узнать об этом…
– Белла, так у нас с тобой ничего не получится. – Макс вырвал у нее из рук фляжку, завинтил на ней пробку, встал, подхватил Беллу и сел уже с нею вместе, усадив ее к себе на колени, как маленькую девочку. Он качал ее и говорил. А она, закрыв глаза, чувствовала его тепло и беззвучно плакала, все еще не веря, что находится в его объятиях.
– Сейчас я расскажу тебе, что было на самом деле, и тогда мы с тобой решим вместе, как нам жить дальше… 15 июля, день рождения Веры Фишер. Да уж, это был знаменательный день. В этот самый день мы с тобой, Белла, должны были улететь в Москву. Не я один, а вдвоем. Понимаешь, наши отношения с Володарским зашли слишком далеко. И он понял это. Деньги, которые область получила из Германии для переоборудования химического комбината, им руководил тогда еще Виктор Николаевич Снегин, все до последней марки я по поручению Володарского переправил в Цюрих…
– Ты не боишься рассказывать мне об этом? – спросила Белла с нескрываемой иронией.
– Думаю, что теперь ты знаешь об этом не меньше меня… Так вот, что касается Цюриха – мне помог в этом Вагнер, ты о нем тоже, наверное, слышала… И об этом каким-то образом узнал Снегин… Сама понимаешь, его надо было очень осторожно убрать. И убрали, но только не осторожно, а довольно грубо. Его сын приходил ко мне уже после того, как заплатил другим адвокатам, а они ничего для него не сделали… Обычное дело. Телефонный звонок из администрации – и адвокаты пьют водку без огурца: кому охота подставлять свою голову?
– Сволочи, хотя бы отдали деньги…
– Уже отдали… Не знаю, кто постарался, но Снегин на свободе и деньги ему вернули.
Белла впервые за последнее время улыбнулась хорошей новости.
– «Берлин-Инвест», – пробормотала она, кутаясь в свитер и прижимаясь теснее к Максу.
– Не понял… Так вот, Белла, можешь мне, конечно, не поверить, но все началось, как ни странно, с ТЕБЯ.
– В смысле?
– Володарский знал, что долго не протянет в губернаторском кресле, но он был достаточно богат, чтобы всю оставшуюся жизнь провести за границей и при этом ощущать себя вполне состоятельным человеком, а потому стал подумывать о том, как бы ему уйти в тень без шума, без скандала… И так бы все и случилось… Пойми, я тоже живой человек, он хорошо оплачивал мою работу, а потому я всячески помогал ему в его делах… Я понимал, что не он, так кто-то другой присвоил бы себе эти деньги… Но когда я совершенно случайно узнал о том, что он развелся с женой и собирается жениться на тебе…
– На ком? На мне?
– На тебе, Белла. Тогда моему терпению пришел конец, и я решил, что Володарский этих «своих» денег не увидит. Я пришел и сказал ему об этом прямо.
– Но как ты узнал обо мне? Вернее, о том, что он хочет на мне жениться?
– Очень просто. Он открыл несколько счетов в Москве на твое имя, это во-первых, во-вторых, на пятое сентября им были заказаны два билета до Рима: на его и на твое имя…
– Но как он мог сделать все это, если не знал, соглашусь я или нет?