Этот был лишь первым в длинной-длинной цепочке бесконечных серых непримечательных лиц.

Нас долго куда-то везли на машине с затемненными изнутри салона стеклами. Я не могла даже выглянуть в окно и оценить, как изменился город за время моего отсутствия. Все-таки я два года провела в «замке снежной королевы», не говоря уж о годах, прожитых с Мишей, когда я оказывалась в Москве тоже наездами.

Теперь мне странно было осознавать, что этот город, никогда не бывший мне домом, теперь станет им.

Наивная, я еще не понимала тогда, что не будет у меня никакого дома – никогда, по крайней мере в обозримом будущем. Да и потом – разве что «домик в три аршина», как шутила когда-то Зинаида Андреевна.

Володя ехал молча, откинув голову на спинку сиденья.

И мне вдруг подумалось, что ведь для него это тоже завершение огромного жизненного этапа. Должно быть, его обучение окончено, а я – его дипломная работа – вероятно, принята к рассмотрению и одобрена.

Я краем глаза рассматривала его. Удивительно, за последние месяцы в нем не осталось ничего мальчишеского, никаких прежних детских птичьих повадок. Он так повзрослел, мой мальчик-сосед, которому я когда-то по доброте душевной подарила свои коллекционные машинки. Из неуверенного в себе курсанта он превратился в спокойного сильного профессионала.

Мне трудно было разобраться, что именно я чувствовала к нему. Накладывались и воспоминания детства – сестринское отношение старшей к младшему, и безобидное поддразнивание юной женщины, догадывающейся о чувствах к ней, и то тяжелое, темное, больное, что однажды навсегда стало в моей душе ассоциироваться с родным городом и выходцами из него. Примешивалось и чувство отчаяния и бессилия оттого, что меня заманили в ловушку, заставили отказаться от собственной личности и заниматься тем, чем я никогда не хотела заниматься. Мне угрожали, меня шантажировали и в любую минуту могли убить, и никто никогда не узнал бы об этом.

У меня отняли все – и Володя имел к людям, сделавшим это, непосредственное отношение. Но он же спас меня, единственный – вступился и принял ответственность на себя.

Все эти эмоции переплетались, наслаивались, скатывались в такой огромный запутанный комок, что я поняла: мне никогда в этом не разобраться, не отделить зерна от плевел. С этой минуты я отказывалась разбираться, кем же для меня является Володя, что я к нему испытываю.

Он просто был в моей жизни – и все.

Автомобиль въехал в каменные ворота и затормозил.

Через лобовое стекло мне виден был лишь угол кирпичного дома. Я и представления не имела, где мы находимся.

Оказалось, нас привезли на какую-то дачу, расположенную где-то в Подмосковье. Более точного ее местоположения я так и не узнала, потому что была здесь всего несколько раз, и всякий раз нас доставляли сюда на машине с закрытыми изнутри окнами.

– Не волнуйся, – шепнул мне Володя, когда мы выходили из автомобиля.

Я дернула плечом: вот еще!

Водитель сопроводил нас по аккуратно вымощенной дорожке в глубь огромного участка, занятого очень ухоженным садом.

Стояла ранняя осень.

Несмотря на ясный солнечный день, в воздухе чувствовалась сырость, ощущался смутный запах жженых листьев. Мне запомнились почему-то полыхавшие рыжим огнем тяжелые гроздья рябины…

Сад поредел и закончился, нам открылся вид на озеро.

Деревянные мостки, лодка на воде, искусно сделанная резная беседка у самого берега. В беседке был накрыт стол, а за столом, спиной к нам, сидел какой-то человек в неприметной серой рубашке и смотрел на скачущие по воде солнечные блики. Мне видны были лишь его негустые русые волосы, сквозь которые проглядывала намечающаяся лысина.

– Разрешите доложить, – начал наш сопровождающий.

Человек оглянулся – снова невыразительное лицо, чуть утиный нос, тонкие губы, маленькие бесцветные глаза…

– Что, голуби мои, прилетели? Добро пожаловать! – протянул он каким-то мягким тенором.

Так я познакомилась с Юрием Остаповичем.

Самым удивительным было то, что за все эти годы я так ни разу и не увидела его в официальной обстановке, в военной форме, со знаками отличия. Так и не узнала, какое звание он носит, какую должность занимает. Я догадывалась только, что должность эта, несомненно, очень высокая, что возможностями Юрий Остапович обладал практически безграничными, и шутить с этим человеком не просто не следовало, а категорически запрещалось. Это могло быть крайне опасно для жизни.

Что этот человек представляет правительство моей страны – самую высшую власть, которая слишком сильна, чтобы мелькать на телеэкранах или козырять официальными званиями. Володе наверняка все подробности положения Юрия Остаповича были известны. Но он неоднократно давал мне понять, что несмотря на наши особенные отношения никогда не станет выдавать мне сведения, о которых должен молчать.

С Юрием Остаповичем мы всегда встречались или на его даче (если, конечно, это была его дача), или в каком-нибудь безликом кабинете, вроде того, куда он вызывал нас в последний раз из Стамбула. Или еще в каком-нибудь месте, где разгадать, кем же на самом деле являлся наш траченый молью кукловод, не представлялось возможным.

В первый раз он окинул меня пристальным взглядом, но ни одним мускулом лица не выдал, какое именно впечатление я на него произвела. Сказал только:

– Вот ты, значит, какая, голубушка? Ну, садись, давай, в ногах правды нет.

И, убедившись, что я опустилась в одной из плетеных кресел, тут же заговорил с Володей:

– А ты что же, сокол мой ясный…

Несмотря на прошедшие два года, мне все еще казалось: все, что со мной происходит – нереально. Будто я насмотрелась с вечера дурацких шпионских боевиков и вижу теперь нелепый сон. Вот-вот зазвонит будильник, я проснусь, буду собираться в училище и смеяться над собственным изощренным подсознанием…

Та встреча была недолгой.

Никакого задания на тот момент у Юрия Остаповича для нас не было. Как я поняла, он просто хотел посмотреть на нас, прикинуть что-то, познакомиться. И, разумеется, показать себя, дать понять, что мы имеем дело с человеком серьезным, и вести себя неосмотрительно крайне не рекомендуется.

Что ж, это я уяснила.

– Ладно, друзья мои, не стану вас больше задерживать, – сказал он минут через пятнадцать. – Ступайте, отдыхайте с дороги, набирайтесь сил. Даст бог, скоро свидимся.

И машина увезла нас прочь.

Признаться честно, я понятия не имела, куда мы едем. Не к Зинаиде же Андреевне меня везли, а никакого другого жилья в Москве у меня не было!

Автомобиль остановился около типовой многоэтажки, ничем не отличающейся от тысяч таких же других, раскиданных по спальным районам Москвы.

Володя, быстро сказав что-то водителю, вышел из машины и распахнул передо мной дверь подъезда.