— Вредоносные зоны располагаются не только в устьях рек. Они зафиксированы также над подземными водотоками и древними, засыпанными речными руслами. Над тоннелями, месторождениями полезных ископаемых, различными подземными сооружениями, — продолжал гнуть свое Виталий Иванович. — Для человечества в целом геопатогенные зоны, может, и впрямь полезны, поскольку способствуют внутривидовому естественному отбору. Но с тем же основанием можно сказать, что человечеству полезны войны и прочие потрясения. Ведь помимо упомянутого уже отбора, они стимулируют развитие техники и устраняют избыток людей. Ежели подходить к ним как к регулятору численности населения, они являются безусловным благом. Таким же, как в Средние века являлись оспа, чума, холера и сибирская язва. Верно я говорю?

— Верно-то верно, и все же первые люди появились в пределах крупнейшего разрыва земной коры — так называемого Пан-Африканского рифа, — не сдавался Игорь Дмитриевич. — На сегодняшний день считается доказанным, что первые цивилизации с оседлым земледелием сформировались именно на территориях, изобилующих ярко выраженными геопатогенными зонами, или, как их иначе называют, в энергоактивных зонах. Примерами чему служат Египет, Рим, Греция.

Эвелина выглядела бы совсем неплохо, если бы не отсутствующий взгляд и снегинский халат, в который она зябко куталась, хотя на кухне было тепло. Игорь Дмитриевич покосился на тяжелый серебристый браслет, плотно охватывавший левое запястье Эвелины, и подумал, что ему следует больше доверять современной медицине. Раз биостимулирующие, или, как их ещё называют, компенсирующие, браслеты успешно используются вот уже два десятилетия во всем мире, значит, не такая это лабуда, зря он шарахался от них, как черт от ладана.

Напичканная сложнейшей электроникой штучка, будучи настроена хорошим врачом в соответствии с параметрами человека, была, по мнению Виталия Ивановича, полезнейшим изобретением, и все же Снегин не мог избавиться от ощущения, что она чем-то сродни наркотикам. Невинный на первый взгляд браслет был нашпигован миниатюрными сенсорами, которые, улавливая колебание температуры, потовыделения, частоту пульса и другие физические параметры, сообщали их микродиагносту, и тот корректировал состояние пациента, воздействуя на него слабыми электрическими импульсами. Так, во всяком случае, Снегин представлял работу компенсирующих браслетов, хотя на самом деле всё обстояло, разумеется, гораздо сложнее. В принципе, в этом не было ничего плохого, за исключением того, что без точной настройки браслет мог принести больше вреда, чем пользы, а настройка зависела от компетентности и добросовестности врача. До боли знакомая история, касающаяся любого изобретения, превращающегося, в зависимости от того, в чьи руки оно попадает, либо в дар божий, либо в одну из казней египетских…

— Древние цивилизации развивались в энергоактивных зонах потому, что реки успешно заменяли дороги, давали рыбу, воду для питья и полива, позволяли тут же перерабатывать добытые полезные ископаемые, — продолжал Виталий Иванович по-английски, полагая, что любая тема годится для того, чтобы отвлечь Эвелину от горестных размышлений. — Кроме того, нельзя забывать, что эмпирическим путем наши предки еще в древности научились избегать гиблых мест. Наблюдая за животными, они поняли: там, где овцы, коровы и собаки чувствуют себя комфортно, где мыши не боятся рыть норы, селиться можно безбоязненно. Ибо все домашние животные, за исключением кошек, избегают геопатогенных зон. А потом люди научились обходить эти зоны без помощи животных. Петербург, например, застраивался так. Вдоль просек, обозначавших направление будущих улиц и проспектов, на одинаковой высоте подвешивали куски свежей говядины. Если мясо не гнило, а подвяливалось, место считалось пригодным для жилья. Если загнивало, его обходили стороной. С ростом города застройка уплотнялась, позабыв опыт отцов и дедов, люди возводили здания на негодных для жилья пустырях, и результаты, естественно, были печальными. А ведь раньше в гиблых местах даже огороды не разводили, всхожесть семян там в 2–4 раза ниже нормальной, урожай втрое меньше. Геопатогенную зону, кстати, можно узнать и по тому, что деревья в них вырастают уродливые, изогнутые, с раздвоенными стволами.

— По-моему, это страшилки, которыми пугают легковерных, — неожиданно вступила в разговор Эвелина. — Их придумывают те, кому это выгодно, тем более что проверить подобные утверждения трудно.

— Я бы сказал, что трудно полностью объяснить природу глубинных аномалий, — осторожно возразил Решетников. — Почему над зонами разломов ослабевает сила гравитации, меняется температурный режим, зашкаливают некоторые приборы? А отыскивать и определять их границы научились довольно точно, поскольку по разломам из земных недр пробиваются ядовитые испарения: метан, радон, бензапирены. Хороши страшилки, если промышленное загрязнение в больших городах повышает уровень заболеваемости раком в полтора раза, а расположение жилых домов и рабочих мест над геопатогенными зонами ведет к увеличению заболеваемости в два с половиной раза! А ежели над пересечением этих самых зон, то в пять раз! Это я вам как врач говорю — проверено. Да что далеко ходить — заболеваемость раком в экологически чистых, но находящихся над пересекающимися разломами населенных пунктах, таких, как Комарово и Сосново, значительно выше, чем в загрязненных Киришах. Это, поверьте мне, столько раз проверяли, что можно считать аксиомой.

— Эвридика рассказывала мне о станции радиолокационного слежения, которую по настоянию «аномальщиков» перевели в другое место, — пробормотала Эвелина. — Военные обратились в ее институт с просьбой разобраться, почему несчастья сыплются на эту станцию, как из мешка. То аппаратура дает сбой, то диспетчеры делают ошибку за ошибкой…

Она умолкла, неподвижно уставившись прямо перед собой.

— Ну-ну? — подбодрил её Снегин.

— А? — вскинулась Эвелина и тут же с погасшим лицом продолжала через силу: — Там уж и оборудование, и личный состав заменяли, а толку не было. Командование рвало и метало, и кто-то посоветовал ему обратиться к «аномальщикам». Перенесли по их рекомендации станцию с места разлома, и все наладилось.

— Вот-вот! — обрадовался Виталий Иванович. — У нас в городе специальная комиссия занималась анализом дорожно-транспортных происшествий. И выявила ряд так называемых «кровавых перекрестков». На первый взгляд находятся рядом два одинаковых перекрестка, только один над геопатогенной зоной, другой нет. На одном пешеходы чуть не прыгают под колеса, водители так и норовят на таран идти, а на втором — тишь, да гладь, да Божья благодать. Передвинули, в порядке эксперимента, дорожную развязку чуть в сторону — и никаких проблем.

— А я слышал, — промолвил Снегин, видя, что Эвелина не намерена поддерживать разговор, — будто загрязненность городов, в которых имеются геопатогенные зоны, значительно меньше, чем в тех, где они отсутствуют. Якобы глубинные газы, выходящие из разломов, уносят вредные выбросы, которые ежедневно выпускают в атмосферу заводы и производства.

— Существуют лекарства, которые страшнее болезней, — сердито ответил Виталий Иванович. — Лично я считаю, что все беды Питера объясняются тем, что он стоит на скоплении геопатогенных зон. Из-за них он заключен в незримый купол особой, негативной атмосферы, отчего проистекают и болезни, и преступность, и чудовищное количество самоубийств.