Шесть дней спустя состоялся суд.

Лару и Крэха усадили в две отдельные повозки и отвезли к Красной Башне. Она была почти целиком построена из красного порфирового туфа, который добывали в родном лесу Лары, отчего и носила такое название.

Инквизиционный процесс проходил в помещении с кафедрой и лавками для зрителей. За столом перед кафедрой сидел тот же секретарь, что протоколировал допрос.

Стражники подвели Лару и Крэха к скамье подсудимых и вместо того, чтобы объяснить, что делать, грубо надавили им на плечи, вынуждая преклонить колени на скамью. Лара охнула от неожиданности, бедный старик чуть не потерял равновесие. Стоять в таком положении было неудобно, зато им, по крайней мере, развязали руки.

Лара не подозревала, что в зале окажется столько людей. В первом, почётном ряду, судя по облачению, сидели церковники обеих конфессий и представители знати, в том числе трое потерпевших. На задних рядах шумели студенты и горожане. Среди последних слышались обрывки фраз:

– …говорят, он не только колдун, но и пират…

– …а она разозлилась и превратила их в мышей!

– …и поделом!

– …оттого епископ сам решил с ней расправиться, вот и дело побыстрее обстряпали…

– Господа, суд идёт! – объявил секретарь.

Присутствующие поднялись. В зал вошли уже известные Ларе судья и дознаватель. Кроме них за кафедру сели двое незнакомых мужчин лет сорока. Один был столь крупным, что походил на медведя, – им оказался общественный обвинитель. Второй – юридический советник – выглядел более благообразно. За исключением епископа и секретаря, судебные заседатели были в париках и чёрных мантиях.

Когда все опустились на места, епископ прочёл молитву и, подойдя сначала к Ларе, а потом к Крэху, дал им поцеловать большое, украшенное камнями, распятие. Лара отметила, что судья при этом скривился, словно от зубной боли.

– Крэх Мецгер и Лара Лихт, клянётесь ли вы говорить только правду? – зычным, как на проповеди, голосом спросил епископ.

– Клянусь, – с чувством ответил Крэх.

– Клянусь, – пряча глаза, пробормотала Лара.

Склонившись над бумагой, секретарь начал вести протокол. Медведеобразный мужчина встал из-за кафедры с листком в руках.

– Лара Лихт и Крэх Мецгер, на основании свидетельских показаний вы обвиняетесь в колдовстве и сговоре с дьяволом. Вы признаёте себя виновными?

Крэх категорично покачал головой.

– Ни в коем случае!

– Не признаю, – эхом отозвалась Лара.

Обвинитель шумно сел обратно. Тогда голос подал судья, такой же скучающий, как и на допросе:

– Крэх Мецгер, во время дознания ты утверждал, что был пленником ведьмы по имени Изольда Лихт, проведя сорок лет в вороньей шкуре.

– Это правда, – кивнул старик. – То же самое я говорил своей семье.

– А вот твои соседи уверяли нас, что ты был пиратом.

Крэх тихо засмеялся в бороду.

– И это правда, ваша честь. Я в самом деле обманул своих соседей, чтобы не вызывать кривотолков. Сами понимаете, признаться в том, что я пал жертвой ведьмы, было бы довольно унизительно для моего достоинства.

– Почему же ты назвался пиратом?

– Потому что в молодости я мечтал стать моряком и даже ездил в герцогство Мекленбург, но, увы, морская болезнь и нерешительность характера не позволили мне осуществить задуманное.

– Кто может подтвердить, что ты был вороном?

Крэх театрально развёл руками.

– Все местные воро€ны.

Зрители загоготали.

– А из людей? – хмыкнул дознаватель.

– Только Лара Лихт.

Судья воззрился на Лару.

– Ты подтверждаешь, что Крэх Мецгер был вороном?

– Да, подтверждаю.

– Ты видела, как он превращался из ворона в человека?

– Нет, но…

– Как же ты можешь подтверждать то, чего не видела?

Лара сделала вдох, пытаясь сохранять терпение.

– Когда в нашем доме начался пожар, ворон вылетел в окно, чтобы не погибнуть. Едва пожар удалось потушить, он вернулся уже человеком. Сказал, что ему трудно ходить и он искал себе палку. – Лара осеклась и медленно повернулась к старику. Лишь теперь ей стало ясно, что с момента ареста она не видела у Крэха палки – её отобрали.

Дознаватель вернул её мысли в зал суда:

– Каким образом ты поняла, что это тот самый ворон?

– Он знал всё, что мог знать только наш ворон. Но до того момента я и мысли не допускала, что Крэх был заколдованным человеком.

Судья переглянулся с дознавателем и объявил:

– Вызывается первый свидетель, Пауль Мецгер.

Даже не видя лица Крэха, Лара почувствовала, как он заволновался. Стражник привёл харчевника. Теперь он казался Ларе ещё неприятнее, чем при первой встрече. Хотя их отделяло всего четыре фута, сын Крэха избегал смотреть на отца и не смотрел бы на него до конца допроса, если бы судья его не спросил:

– Признаёте ли вы в подсудимом своего отца?

Пауль быстро глянул на старика и снова вернулся к изучению пола.

– Я не знаю, ваша честь.

Лара слышала, как Крэх сглотнул.

– Как это не знаете? В своём доносе вы нарекали подсудимого отцом.

– Старик похож на моего отца, но я не вполне уверен, что это он. Его история о том, что он был заколдованным вороном, вызвала у меня немало сомнений. Я подумал: «Что, если передо мной не отец, а искусный колдун, принявший его вид?» После того, что я узнал, я лишь убедился в справедливости своих подозрений. Как человек, пострадавший от рук одной ведьмы, может быть в дружественных отношениях с другой?

– Вы имеете в виду Лару Лихт? – осведомился дознаватель.

Пауль кивнул.

– Я услышал, что по округе разыскивают молодую ведьму. Её описание полностью подходило девице, которую отец назвал своей спасительницей. Тогда я понял, что этот человек – колдун, и тем же вечером отправился к канцлеру.

С последнего ряда встала девушка в накрахмаленном чепце, из-под которого спускались две русые косы.

– Отец хотел избавиться от дедушки, потому что у нас места мало!

– Дура, что ты несёшь? – зашипел на неё Пауль.

– Я слышала, как вы жаловались матери, – твёрдо сказала Лизелотта. – Вы искали любой повод, лишь бы дедушка не остался с нами.

«Спасибо, Лизелотта!» – Лара с искренней благодарностью посмотрела на смелую девушку. На Крэха она смотреть не могла – боялась, что от слов внучки ему стало ещё горше.