Услыхав эту фразу, старик и усевшиеся на лавки возле стола воины удивленно переглянулись.

– Так а вам что же… не сказали сколько?

– Не сказали, – нагло осклабился Аркадий. – Вы что, не видите, мы сами пришли. Чтоб все спорные вопросы решить, так сказать, цивилизованно, по всей форме…

Старик озадаченно поскреб затылок и, чуть подумав, махнул рукой:

– Ну, тогда ждите. Уважаемая вдова объявится… не скажу уж точно когда. Может, к полудню, а может, и вечером. Как будет угодно богам.

– Богам-то, может быть, и угодно, а вот нам некогда, – усаживаясь на поваленное посреди двора бревно, ствол недавно срубленного дерева, недовольно пробурчал Иванов.

Эльвира просто пожала плечами. Монах же набожно перекрестился.

Скорее всего, атаманша обитала где-то неподалеку, и с ней была прекрасно налажена связь. А может, и вправду – по воле богов. Как бы то ни было, артисты долго не ждали. Не прошло и получаса, как криминальная вдовушка явилась во двор во всей своей бандитской красе! Прямо на коне въехала! Через калитку. Не одна, со свитою: всадники в синих и красных плащах, кони – в золоченой сбруе.

Да и сама атаманша выглядела на все сто пятьдесят! Этакая вполне молодая еще дама, эффектная брюнетка с красивым лицом и властным взглядом директора колледжа. Бой-баба – кровь с молоком, соболиные брови, жгучие синие очи… И грудь… Ах, грудь! Как она выпирала из-под короткой, расшитой золотом туники! Да, Асмунда Черный Вихрь одевалась по-мужски, как, наверное, и положено авторитетному руководителю банды, тем более в пятом веке, когда слово Христово еще не дошло до глухих римских провинций, прозябавших под сапогом варваров.

– Это вы жонглеры?

Спешившись, атаманша уселась в поднесенное воинами кресло. Из хижины его и притащили. Быстро, можно сказать, вмиг.

– Мы не жонглеры, мы артисты, – отвесив поклон, вежливо пояснил Иванов. – Так сказать, на гастролях у вас, да-с…

– Эй, эй, полегче же, – вполголоса осадила переводчица, тоже поклонившись. – Я не знаю, как перевести «на гастролях».

– Тогда скажи проще – приезжие. Из далекого далека. Да про деньги…

Про деньги атаманше понравилось. Уж тут да, господа артисты произвели впечатление. Сами пришли и принесли что надо – договариваться.

– На первое время – четверть, – произведя в уме все финансовые подсчеты, объявила вдова. – А дальше – по воле богов. Но не тех, кому поклонялись римляне. Ибо римляне утешались, что таким богам вверили для охраны свой город! О, какое жалкое заблуждение! Ну надо же – пенаты. Много они им помогли…

Красивое лицо брата Сульпиция, стоявшего чуть позади Ильдико, при этих словах выразило удивление, глаза вспыхнули – поначалу недоверчиво, потом и радостно. Мало того, пойдя ближе к атаманше, монах низко поклонился и что-то спросил по латыни… Вдова ответила. Вполне благосклонно, судя по выражению лица. Даже с симпатией.

– Это он о чем? – повернувшись, шепотом поинтересовался Аркадий.

– Говорят о блаженном Августине, – так же шепотом отозвалась переводчица. – Мы на втором курсе проходили, по научному атеизму. Про богов и римлян – это из его книги. Град земной и град Божий.

Иванов удивленно присвистнул:

– Ну ты и умная!

– Я-то умная, да. Но и атаманша эта тоже кое-что знает. Цитировать Аврелия Августина в этих забытых богом краях – это что-то. Глянь, как наш церковник стойку сделал!

– Какая замечательная женщина! – уходя, пробормотал себе под нос брат Сульпиций. – Не только красива, но и умна. Знает Блаженного Августина! О Бог ты мой! Жаль, что язычница. Очень жаль… Хотя… раз знает Августина, то…

Монах больше ничего не сказал, так и шел молча до самого дома, полностью погруженный в свои мысли. Служитель Христа и не думал, что его спутники обратят внимание на эти случайно вырвавшиеся слова. Однако вот Эльвира все же услышала, перевела.

Вечером продолжилось все то же самое, что и в первый день. Разве что представители конкурирующей фирмы – братки Кровавого Шрама – что-то на этот раз не явились. Вряд ли им не понравилось представление, вряд ли…

И второй, и третий день прошли на ура – пошло-поехало! Друзья-музыканты уже наловчились играть куда более слаженно, нежели в первый день, да и танцовщицы не выкладывались по полной: берегли силы. Правда, вот денег бросали все меньше: похоже, обычные танцы постепенно приедались, нужно было придумать что-то еще, как-то разнообразить программу. Ввести элементы театра или, там, акробатику… Хотя… можно было просто-напросто обнажить актрис полностью, догола, и это, конечно, способствовало бы оживлению зрителей. Несомненно, да… на первых порах. Потом приелось бы и это.

– Может быть, вы бы песенок попели? – как-то за ужином предложил Аркадий. – Ну, разных там… Уж и не знаю, что здесь сейчас популярно.

– Уж точно не «Катюша».

Допив разбавленное вино, Эльвира поставила на стол большую деревянную кружку, подаренную кем-то из поклонников. Ну да, уже появились и такие. Еще немного – и, как шутил Иванов, можно будет открывать официальный фан-клуб.

– Ну, что там обычно в поле поют, в лесу, когда ягоды собирают… Ты спроси, а?

В лесу обычно ничего не пели: звери кругом, да и не до того, грибы-ягоды-орехи собирать надо. А вот в поле, на жатве или на посиделках после сбора урожая – тогда да. И еще колыбельные.

– Ну, колыбельные нам вряд ли пойдут… – Аркадий доел лепешку и задумчиво почесал затылок. – Хотя если в качестве медляков… Я видел, они ж приплясывали! Ну, зрители, да. Сначала быстрые танцы, потом – медленный… Медленная песня… тягучий такой блюз! А что? Попробовать можно? Эль, ты спроси Гри-Гри.

Никаких блюзов Гримунда, конечно, не знала. То, что она напела, скорее напоминало песни из старых кинофильмов, этакий советский наив типа «Кубанских казаков» или «Иван Бровкин на целине». Этакие распевные песни, размеренные, с героическими мотивами…

– Про богов им нельзя просто так петь, – потянувшись за куском рыбы, уточнила переводчица. – Про богов только гимны можно, и те в священных рощах или по большим праздникам. А вот про поля да колыбельные – эти да, эти можно.

– Ну и славненько. – Выбросив в кусты рыбью кость, Иванов потер руки. – Песни-то ничего так… Ты подпоешь, Эль?

– Ну-у, попробую. Вторым голосом. Разучить бы сначала.

К вечеру разучили четыре песни. Все, по мнению Аркадия, на один манер. Типа как вот у «Скорпов» медляки. Эти тоже медляки, три. Лишь одна даже и не быстрая, а очень похожая на какой-то военный марш.

– Так она военная и есть, – объяснила Эльвира. – В ней поется о ратном походе в далекий край. О славных витязях, о битвах…

Иванов снисходительно улыбнулся:

– Понятно! «Мановер» во всей своей