Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она выпрямилась и широко махнула обеими руками, повторяя мой жест.
– Конечно, – я показал ей большие пальцы. – Без этого какой рэп?
Продавщицы, поначалу от нас офигевшие, теперь уже немного освоились и таскали какой надо шмот.
– Вот этот кепарик попробуй, – показал я на серый снэпбэк. – Будет круто. Вообще, тема была бы, если под него еще кусок нейлона на голову повязать.
– У вас нейлон есть? – спросила Юля у консультанта.
– Отдельным куском – нет. Но можем разрезать чулки, если хотите. Вас какой брэнд интересует?
– Бери который покруче, – захохотал я.
Мне все это уже дико нравилось.
– Черные чулки есть? Слушай, а давай total black лук замастрячим! Будешь в тренде. Снимай «тимбы». В топку желтый!
То есть все шло прекрасно. Осадочек хоть и остался после разговора с продюсером, но настроение уже пошло в гору.
И тут мы спалились.
– Бли-и-ин… – протянула вдруг Юля, спрыгнув с подиума и даже приседая за ним. – Толик, прикрой!
Я завертел головой в непонятках – чего она испугалась. В магаз вошли какие-то две фифы в бодром гламуре с головы до ног. Этот гламур с них можно было соскребать шпателем, расфасовывать по пакетикам и высылать в глухую провинцию тамошним леди. Чтобы не сильно грустили у своих телевизоров.
– Иди сюда! – шептала Юля. – Встань, чтоб они меня не увидели!
Я оторвал зад от дивана и встал, где было велено. Фифы покосились на меня, потом в изумлении переглянулись. Взгляды у них были примерно такие же, как у продавщиц, когда мы с Юлькой только вошли. Но эти-то уже попривыкли. А барышни в цвете совсем не готовы оказались лицезреть в своем храме черно-белую гопоту.
Короче, пока они на меня пялились, рэпер мой новообращенный уполз в примерочную кабинку. Я с индифферентным лицом проследовал в том же направлении.
– Ушли? – прошипела Юля, приоткрывая дверь.
– Нет, сюда идут.
– Блин!
Потом они полчаса примеряли свои обновки, а Юля так и сидела там. Мы с продавщицами делали вид, что ничего особенного не происходит, что в пафосном магазе на постоянку трутся такие гопники, как я, и беспокоить это может одних туповатых цып, которые еще не врубились в новые тренды.
Не, ну а как? В Нью-Йорке мода на пацанчиков-хулиганчиков давно уже в топе.
Но этих мое присутствие напрягало. Я для них был как Гитлер. Хотя, я – хэзэ, может, к фашикам они относились лояльней, чем к пацанам в трениках. Особенно от всемирно известной в России фирмы «Абибас». Фашики-то на стиле. Прикид кожаный, черные мундиры, золотые дубовые листья, брюлики, все дела. А у нас что? У нас только семки и гордый взгляд.
– Ушли?
– Все, сейчас свалят.
Через минуту моя пленница вышла на волю.
– О-о, – протянула. – Коленки как затекли… Лавочка там совсем низкая.
– Денег, что ли, им должна? Зачем пряталась?
– Да дуры они… Короче, забираем все, что я примеряла, расплачиваемся и уходим. Не могу больше здесь!
Она засмеялась, но глазки свои красивые в сторону отвела.
– А может, меня застеснялась? Типа, что я тут с тобой? Типа, подружки увидят – не поймут.
– Гонишь. Я ведь теперь как ты. Мы с тобой в одной теме. Посмотри на меня!
И вот тут я опять заморочился. Причем уже на полную серьезку. И даже не потому, что она перед знакомыми мной погнушалась, а потому что держала меня за лоха. Думала – я не выкупаю ее отмазки. Думала – настолько тупой.
– Это же для твоего отца, – сказала Юля, глядя на конверт, который я ей протянул.
– Не надо. В другом месте найду.
– Перестань! Ты что, обиделся?
У выхода я чуток притормозил. Она так и стояла там рядом с подиумом. И продавщицы со своими тряпками вокруг.
– Никогда ты не станешь такой, как я, слышишь? – кажется, заорал. – Никогда. Потому что я этого не хочу.
Дома сказал Жоре подписывать договор с клубом немедленно. На любых условиях.
– Главное, чтобы авансом пять штук. Прямо сейчас. Ты меня понял?
Ночью снова приснилась Юля. Пришла откуда-то со шприцем, показала след от укола. Говорила – по-любому будет как я. Подхватил с пола большую гантель и захерачил в стену. Чуть в голову ей не попал. Проснулся от страха, что мог убить.
* * *
Жора все сделал красиво. Наскоряк подписал бумаги, выбил для бати пятерку и начал мутить наполеоновские планы. Уверял, что сделает из нынешнего пивняка самое модное в Москве место.
– Будет как в Нью-Йорке «Коттон-клуб» в свое время! Я тебе зуб даю. Ты кино видел? Там все на музыкантах держалось. Подтянем еще рэперов, новые проекты запустим, отгрохаем самый крутой лейбл. Народ у входа удавится, чтоб на тусовку попасть. Кто не вошел – тот лох.
Но пока это была обычная пивная. Не хуже и не лучше всех остальных в Первопрестольной. Поэтому Жора предложил начать с концерта на зоне. Арестантская тема, по его мнению, могла запросто продвинуть нас к звездам.
– Толя, поверь, так рождаются легенды. Будешь как Джонни Кэш. Он тоже в тюрьме выступал. Я думаю, даже спецом туда поехал для новой пластинки. А потом с этим альбомом порвал все чарты. У Элвиса Пресли тоже есть тюремная песенка. Такой материал народу заходит. Запишемся прямо там, звук возьмем с площадки, на вкладыше к альбому укажем «Сделано в зоне». Я тебе гарантирую – через неделю после релиза на каждом вокзале в палатках будут крутить. А оттуда – по всей стране. То-лян, все будет круто.
У него на той зоне сидел какой-то знакомый. Или, может быть, родственник, я не вникал. Этот черт, как уверял Жора, мог обо всем договориться с теми, кто решал там вопросы.
Я представлял себе концерт, зону, сидельцев и Юлю. С ее характером она вполне могла увязаться за мной. Такую фиг остановишь. Так что был позитивный момент в нашей ссоре.
– Делаем? – с воодушевлением спросил меня Жора.
– Чего делаем?
– Концерт на зоне. Ты же киваешь.
– Да я не к тому киваю… Ты погоди пока с этой темой.
Подумать надо.
А что я мог еще сказать? Типа, ты знаешь, я тут влюбился и вот теперь парюсь, потому что решил девушку защитить. Причем от себя самого. Такое не объяснишь.
Мы ведь, люди, народ странный. Судим в основном по себе. Если кто-то рядом страдает, удивляемся. Говорим – не напрягайся, братан, нашел тоже, из-за чего на стенку лезть. И сами не понимаем, что это то же самое, как если человеку с больной ногой или там с почками сказать – ну чего ты зациклился?. Бери вон пример с меня.