указывая! А там зашевелились угли, и поднялась чёрная девичья фигура да к помосту пошла. Разбежались стражники храмовые с её пути, копья побросав! На помосте все в ужасе отпрянули. А она шла, дождём омываемая, и слезала с неё сажа чёрная, чистое, белое девичье тело открывая! Вот к помосту подошла, отёрла остатки копоти, чистую одежду надела, да волосы с лица откинув, к людям повернулась! А сбоку Яробой возник, да подхватив, на плечо себе взметнул, чтобы все видели красоту такую!

— Ясна! — ахнула толпа. — Да смотрите, ещё краше стала! Ещё моложе! Прямо светится вся изнутри! Слава! Слава! Наша взяла! Невиновна она! А пастырей наказало! Вот теперь будете знать, как кривду людям чинить! Слава!

Яробой только у костра по-настоящему понял, как влюбился, и поначалу хотел к любимой в огонь пойти, да вспомнил, что неотомщённой она останется. Вот отомстив, можно и к ней присоединиться. Поэтому только на огонь и смотрел. И когда Ясна из углей встала, сразу узнал её, и было ему всё равно, белая она или чёрная! Да хоть в крапинку, плесенью покрытая, лишь бы она. Рванулся он к ней, да сквозь толпу не сразу пробьёшься, вот горожанин с пути отлетел, вот стражника ударом унесло, вот и она рядом уже одетая, волосы назад убирает! Вот повернулась — народ славу кричит, и Яробой её, как пёрышко подняв, на широкое плечо себе сажает! Слава!

Стоит как вкопанный отец Мигобий с открытым ртом. Кричит что-то злое князь, да никто его не слушает. Даже кмети, и те славу кричат. Лишь старшая дружина да гридни княжьи, что к вере сломанного древа приникли и чужие имена приняли, стоят хмурые, готовые всех подряд мечами косить. Понёс Яробой Ясну к дому её, и все перед ними расступались! Никто дорогу не заступил, никто недобро не глянул. Вошли они во двор, там их Калина встретила. Поклонился ей Яробой:

— Здрава будь, матушка Калина! Обещал я тебе всё по правде сделать, вот и сполнил слово своё. Правда, без дочери твоей и не вышло бы у меня ничего! А пока суд да дело, так и полюбилась мне Ясна! Отдай мне её в жёны!

— Что ж, за такого красавца да не отдать? — отвечала Калина. — Только дочка моя своевольна чересчур. Не всегда и меня слушается, а батюшка ещё в себя не пришёл! Так пусть она сама и скажет, люб ты ей или нет?

Поглядела Ясна в глаза Яробою и поняла, что никакая волшба уже не поможет, коли сердце девичье любовью загорелось.

— Люб! — сказала и приникла головой к его широкой груди!

— Слава! Слава! — опять закричали люди!..

Тут бы и сказке конец, да вот не угомонились ещё слуги сломанного древа и в покоях отца Мигобия совет собрали. Уселись на стулья отцы Мигобий и Николий, князь в кресло, старшая дружина по лавкам, а кому не хватило, так и стоя стоял.

Долго препирались святые отцы. Обвинял отца Мигобия отец Николий — в том, что не распознал тот истинную силу ведьмы, и вообще неизвестно, чем он тут занимался, ибо при нём ни одной ведьмы не сожжено. Лишь с приходом его, отца Николия, одну сжечь удалось. Много ещё выслушал в свой адрес отец Мигобий и понял, что не оставят его просто так. А чтобы выжить, нужно что-то придумать, и пока отец Николий вешал на него всех собак, мысль его работала, не отвлекаясь на подобные мелочи.

Итак, жить спокойно ему не дадут и в скором времени отправят обратно в ставку к великому хранителю коры сломанного древа. Там его ждёт либо заточение, либо ссылка в какой-нибудь захолустный забитый городишко. Не хочется такого. Значит, лучше всего остаться тут, и совсем не в качестве служки. А в качестве местного религиозного главы. Такое невозможно, пока подчиняешься великому хранителю. Значит, надо создать отдельную епархию и отделиться от центра. А это возможно только при поддержке князя варваров. Его нужно склонить на свою сторону, и это будет нетрудно, ибо он жаден, горд, властолюбив и подозрителен. А местную веру надо изучать и приспосабливать к религии сломанного древа. Так можно укрепиться и среди местных язычников, и среди знати, а может, и примирить их друг с другом. Вот только дуб этот мешается да ведьма как бельмо на глазу! А здорово она их облапошила! Отец Мигобий даже улыбнулся. Не мог он не восхищаться девкой. Как красива и чиста она была, когда после огня водой омытая оделась! И этот вояка Яробой, видно, влюбился в неё. Ладно, ну их, впереди дела великие, надо себя вытаскивать.

— Всё, надоело! — прогремел громкий голос князя. — Найду этот Дуб проклятый и срублю его! А потом сожгу!

— Правильно, чтобы и памяти от него не осталось! А ведьму в огонь! — поддакнул отец Николий.

— Не стоит так делать, княже! Народ взбунтуется. Да и ведьма, как ми сегодня видели, в огне не сгорела, — сказал отец Мигобий.

— Может, ви что-то другое предложите? Великий учёний! — съязвил отец Николий.

— Предложу. Дуб надо не срубить, а надрубить и сломать. Так ми победу свою покажем, и народу можьно сказать, что дуб, взяв на себя грехи народные, сломался и стал сломанным древом. Великой святыней! Привыкли они к нему ходить, так пусть и ходят, только уже к сломанному древу, созданному из их дуба.

— Хорошо придумал! — поддержал князь. — Так мы и сделаем! Завтра же войско своё к походу готовлю.

Совет закончился, все разошлись. На дворе смеркаться начало. А отец Мигобий забрал Лисуню и отправился в дом к Ясне.

Когда он вошёл, все сидели за самоваром и хмуро уставились в его сторону. Тебе-то, мол, чего ещё надо?

— Вот, дефочку принёс. Как и обещаль, — проговорил отец Мигобий, отдавая ребёнка Калине. — А ти, Яробой, на подворье не ходи. Не поймут тебя там. Лучше с Ясной оставайся, и поспешите к Дубу. Князь его сломать собирается и в древо сломанное превратить.

— Зачем вы нам это рассказали? — спросила Ясна.

— Затем, что я учёний и не хочу, чтоби знания ушли в никуда. А я поняль, что знания там огромние! Их сберечь надо! Спешите!

— Так вы что же, отец Мигобий, теперь с нами? — спросил Яробой.

— Я служитель сломанного древа, им и останусь. Только многое поменять надо в нашей вере. А ти с Ясной будь и береги её. Слишиш? Береги!

— Это скорее она меня сбережёт, чем я её. Она и сама за себя постоять может, — засмеялся Яробой. — Но что смогу — сделаю, и жизни ради неё