– Не надо туда смотреть, Штефани, – Николас уже стоял рядом со мной и подавал руку, помогая встать. – К сожалению, по-другому было нельзя.

Когда он снял с меня заклинание пут, я не заметила, но мои ноги уже освободились. Я подала руку Николасу и невольно ойкнула – движение отдалось сильной болью в плече.

– Только ушиб, – сказал Николас. – Любой целитель снимет. Я не умею.

Мне хотелось сказать, что он и без того умеет предостаточно. Хотелось выразить ему свою благодарность. Но заклинание пут словно переместилось с ног на рот – я не могла ничего сказать, да и слов, чтобы выразить обуревающие меня чувства, не было. А потом стало поздно. Потому что пришел Рудольф, и не один, а с целой толпой. Сотрудники Сыска никак не могли оставить случившееся без внимания. Но где же они были раньше, когда меня убивали?

– Как я ненавижу, когда в нашу операцию лезут вояки, – в сердцах сказал Рудольф. – Раз-два – и допрашивать уже некого. И предъявлять нечего.

– Этот живой, – Николас указал на Эдди, который все так же без движения лежал у стены. – Извиняться не буду. Мне нужно было дождаться, пока они убьют инориту Ройтер?

Один из пришедших с Рудольфом осмотрел Эдди, удовлетворенно хмыкнул и надел ему на руки какой-то артефакт. Но арестованный преступник все так же не подавал признаков жизни.

– А мы на что? – Рудольф подошел ко мне и внимательно осмотрел. – Сидим, пишем. Нет, вваливается герой, и все! Годовая работа насмарку. Нам Раске живой нужен был, придурок, он в вашей Академии еще кому-то зелье продавал.

Это было так несправедливо по отношению к Николасу, так гадко со стороны Рудольфа.

– Сидите, пишете? – зло сказала я. – Я уже умирать приготовилась.

– А зачем ты вообще сюда потащилась? – возмутился Рудольф.

– Потому что Регина… Потому что Регину… – Я не выдержала и заплакала.

– Ну что ты, Штеффи, не надо, – Рудольф обнял меня и заговорил тихо, успокаивающе: – Разве я бы позволил, чтобы с тобой что-то случилось, сама подумай? Артефакт на тебе хороший, Раске сказал, что ему не меньше часа для разрядки потребуется. Мы уже к захвату готовились, группа собиралась. Очень испугалась?

– Очень.

Я чуть отстранилась от Рудольфа. Почему-то он казался мне совсем чужим и незнакомым. Посторонним человеком, которому не было места в моей жизни и до которого мне не было никакого дела.

– Все закончилось. Совсем все, понимаешь?

Рудольф опять притянул меня к себе и заговорил. Быстро, горячо, глотая окончания слов и предложений. Что полтора года назад, когда я вернула браслет, он решил, что это потому, что он не смог меня защитить от Эдди. Тогда он пошел в храм Богини и принес клятву у алтаря, что в следующий раз придет ко мне, когда Хофмайстер будет арестован. Но тогда Рудольф даже не догадывался, что арест потребует столько времени, были зацепки, позволявшие думать, что преступника поймают со дня на день. И что все это время Рудольф лишь издали мог на меня смотреть, смотреть и надеяться, что я тоже его не забуду. А сейчас преступник арестован, и нам уже ничего не мешает быть вместе.

А я смотрела на Николаса, который что-то говорил одному из пришедших с группой захвата, и хотела быть с ним, а вовсе не с тем инором, что сейчас рядом. Это оказалось так странно, так необъяснимо дико. Я же люблю Рудольфа? Но желание отстраниться от него становилось все сильнее, находиться рядом было невыносимо, и совсем не потому, что браслет причинял мне боль. После того как я стала пить присланное Рудольфом зелье, артефакт больше меня не беспокоил. Но чувство неправильности все усиливалось. Если бы я только была уверена, что это мое желание, а не навязанное артефактом!

Браслет словно только и ждал, когда я об этом подумаю. Он расстегнулся и упал на пол с неожиданно громким звуком. Неужели закончилась магическая энергия?

Я наклонилась и подняла артефакт, который принес мне столько мучений. Разрядился он или нет, я не могла понять. Но выглядел он сейчас совсем не так блестяще, как на моей руке. Серебро потускнело, и рубины сияли совсем не так хищно. И все же браслет был очень красив, той красотой старинных вещей, в создание которых было вложено не только мастерство, но и что-то еще. Душа создателя?

– Странно, что расстегнулся, – с некоторым смущением сказал Рудольф. – Разрядиться он никак не мог…

Я поняла, что он подумал – расстегнись браслет чуть раньше – и спасать было бы уже некого, Вернер же первые броски делал, не заботясь о том, чтобы меня не убить. Не таким уж надежным оказался артефакт Лоренцов. И все же… Я провела пальцем по тускловатому металлу. Если бы не этот артефакт, Эдди бы сразу понял, что нужного ему рецепта я не знаю, а потом… Кто знает, что было бы потом? В прошлый раз группа захвата не помешала ему уйти. В этот раз он тоже бы мог мной прикрыться. Только смысл думать о том, что не случилось?

– Ты можешь вернуть браслет Лоренцу, – напомнил мне Рудольф.

Я посмотрела на Николаса. Он стоял, внешне такой спокойный, но внутренне… Я чувствовала, как каждая его жилка напряжена в ожидании моего решения. Да что там решать? У меня нет причин оставлять себе его артефакт до оговоренного недельного срока.

– Ему и без того будет чем заняться, – продолжил свою мысль Рудольф. – Сейчас его затаскают из-за этого, – он махнул рукой в сторону тела Вернера.

– Затаскают? – недоуменно спросила я. – Но Вернер хотел его убить. И его, и меня.

– Это в расчет примут, – сказал Рудольф. – Но проверок много будет. Гибель курсанта Военной Академии, да еще и с выпускного курса, незамеченной не пройдет. Когда Лоренц сюда вламывался, он не мог не знать, что его ждет.

Я опять посмотрела на Николаса. Он слышал наш разговор, поэтому сразу сказал:

– Штефани, это вас ни к чему не обязывает. Это был мой выбор, мне и отвечать.

– Это неправильно, – возразила я. – За что вам отвечать, Николас?

– Вот на допросе так и скажешь, – недовольно заметил Рудольф. – За что ему отвечать? За труп человека, который много чего знал про то, кто в их Академии тоже сидит на этих зельях. А трупы допросить не всегда удается, в отличие от живого преступника.

Я посмотрела на Рудольфа и внезапно поняла – ничего у нас с ним не получится. И совсем не потому, что для него самое важное – его работа, а сейчас он даже не испытывает благодарности к человеку, который меня, без всякого сомнения, спас. А потому, что мы с ним упустили свой шанс быть счастливыми еще полтора года назад, когда я вернула ему браслет и сказала, что не хочу встречаться, ничего при этом не объяснив, а он пошел в храм и дал эту глупую клятву, нарушить которую без последствий нельзя. В том, что наша любовь засохла, так и не успев распуститься, виноваты только мы, и никто более. Все эти полтора года я вытаскивала из памяти лишь гербарий, смотрела на него и думала, как было бы прекрасно, если бы этот цветок расцвел. Но разве может расцвести то, что уже давно мертво и даже успело высохнуть? Тронь неловко – и все посыплется трухой, которую разнесет даже слабый ветер. Вдохнуть в это жизнь может теперь лишь некромант, да и то – разве это будет жизнь? Лишь ее подобие.