Я до сих пор не понимала, как подруга оказалась последней, кто держал в руках эту проклятую шкатулку. Папа утверждал, что вопрос о принуждении ее к краже даже не рассматривается, несмотря на очевидную подчистку памяти. Но сама Регина на такое никак пойти не могла, а значит, ей должны были подкинуть улику. Возможно, она просто сдвинула шкатулку в своих вещах, даже не задумываясь, чего такого она коснулась. Тогда понятно, почему следы ее ауры там последние. Но как можно было не заметить такой объемный предмет? Или не такой уж он объемный?

Тут я впервые задумалась, а какого размера шкатулка. До сих пор речь шла только о большой стоимости украденного. Но если там были не просто драгоценности, а артефакты по примеру того, что сейчас на моей руке, то мне даже страшно представить, сколько они могли стоить. Другое дело, что Регину скорее заинтересовали бы яркие камушки, чем внутренняя суть, а артефакты красивыми бывают не так уж часто.

Но думать сейчас нужно не о том, что бы предпочла Регина, поскольку я уверена, что она не стала бы брать чужого, и даже не о том, что же там было, а о том, кто мог все это провернуть таким образом, чтобы подозрение пало совсем на другого человека. И здесь возможны два варианта – Вернер Раске и семья Моники. По поведению Николаса можно было догадаться, что его друг испытывает денежные проблемы, но это совсем не означает, что он ради денег готов пойти на преступление, для чего ему пришлось бы подговорить Монику. Согласилась бы она на такое ради любимого? Ответа на этот вопрос у меня не было, слишком мало я ее знала. А вот семья Регининой соседки могла провернуть это и без ведома самой Моники. Но знать, что Регина приедет, они не могли. Вайс, говоря с Моникой, явно намекал, что она лжет. Маги его уровня способны видеть это по ауре. Значит, приглашение Регины было не случайно. Но кто попросил об этом Монику?

Сидеть на скамейке я больше не могла. Красоты парка меня волновали мало, душа требовала какого-то действия, пустых размышлений было недостаточно. Но что я могла сделать?

Ноги сами принесли меня к зданию Военной Академии. Так или иначе, в последнее время все неприятные события были связаны с курсантами. Но наблюдение за зданием мне ничего бы не принесло, а внутрь меня попросту не пустили бы. Здание охранялось так, что даже о подглядывании в окна не могло быть и речи. Впрочем, без магии там все равно ничего не разглядишь – для человека, лишенного Дара, окна были закрыты мрачным темно-серым пологом. С Даром все выглядело по-другому, хотя даже с ним часть защитных плетений была невидна. Но пока я над этим раздумывала, дверь проходной открылась и выпустила Вернера Раске.

Наверняка из Академии в неурочное время его погнало что-то серьезное. Ни следа обычной улыбки на лице, напротив – там было столько злости, что если бы Регина его сейчас увидела, непременно изменила бы свое мнение о курсанте. Его губы шевелились, но что он говорил, мне на таком расстоянии было не слышно. Если судить по бушевавшим на его лице эмоциям, он скорее ругался, чем повторял Устав Караульной службы. Как жаль, что Дар у меня сейчас заблокирован и я не могу посмотреть, что там у него с магией. Похоже, опять проблемы. Вернер зашагал в противоположную от меня сторону, встречные от него шарахались и торопились уступить дорогу. Да уж, у него был такой взгляд! Я очнулась и, даже ни секунды не раздумывая, пошла за ним.

Вернер двигался очень быстро, я прилагала все силы, чтобы не отстать. О том, чтобы хоть как-то скрыть свою слежку, я не думала, да и не очень-то это было возможно при такой скорости. Но курсант не обращал внимания на происходящее, он был полностью погружен в размышления. Я начала сомневаться в разумности преследования – вдруг он таким образом просто пытается успокоиться? Центр Гаэрры уже давно остался позади, теперь мы проходили по менее оживленным местам, все больше и больше продвигаясь к окраине. Не идет ли он к тому инору, которому Моника возила записки? Я приободрилась, мое поведение перестало казаться столь уж глупым. Возможно, мне будет что сказать сегодня в отделении Сыска.

Наконец Вернер свернул к ничем не примечательному дому и постучал во входную дверь, выбив замысловатую дробь. Дверь открылась почти тут же. Но кто там был, я не заметила, да и курсанта перестала видеть почти сразу – дверь за ним захлопнулась незамедлительно.

Я приблизилась, но от этого ничего не изменилось. К кому и зачем он пришел, было неясно. Может, это совсем не связано с делом Регины, а может, как раз сейчас там обсуждают что-то важное? Колебалась я недолго. Пусть магия мне недоступна, но глаза и уши при мне. Вдруг я услышу нечто такое, что склонит чашу весов в пользу подруги?

Подходила я осторожно, стараясь не шуметь, поэтому двигалась не слишком быстро. Около дома стояла тишина, из окна, к которому я приникла, ничего не доносилось, да и сквозь запыленное стекло была видна лишь пустая комната. Я заскользила вдоль стены. Очень медленно, тихо, прислушиваясь к каждому шороху. Но предосторожности мне не помогли. Когда я приблизилась ко второму окну, оно резко распахнулось, и мощным рывком меня втянули внутрь. Теперь я могла видеть обоих – обитателя загадочного дома и курсанта. Но это меня совсем не обрадовало.

– Я смотрю, детка, ты меня так и не смогла забыть. Я польщен.

Мне редко снились кошмары, но почти всегда с тем, кто сейчас стоял напротив меня и кривил рот в злой ухмылке. Эдмунд Хофмайстер, бывший компаньон тети Маргареты. Я даже глаза закрыла в надежде, что открою – и окажется, что это сон. Чтобы выйти из него, достаточно проснуться. И тогда не будет этого страшного лица совсем рядом с моим. И этих жестких рук на талии тоже не будет, и холодная стена за спиной так и останется в ночном кошмаре.

– Не веришь своему счастью, детка? – насмешка в голосе Эдди стала явной. – А зря. Вот он я, и весь твой. Никакой конкуренции.

Словно не прошло этих полутора лет. Опять я, опять он, и опять некому меня защитить. Круг замкнулся. Хорошо хоть, не было на полу Петера, смотрящего в никуда. Петера, ушедшего вслед за так любимой им Сабиной. Петера… Неожиданно на его месте мне привиделся Николас, так же безжизненно смотрящий вверх. Я вздрогнула и открыла глаза. Нет, лучше уж видеть все, что будет, чем видеть то, чего нет.

– Знаешь ее?

Голос Вернера казался неприятно-напряженным, словно конкуренция была, и была как раз с его стороны. Эдди перестал на меня смотреть и перевел взгляд на курсанта.

– Из-за этих вот прекрасных глаз, – патетически сказал он, – вся моя жизнь пошла прахом. Любовь – разрушительная сила, знаешь ли…

– Вы никогда меня не любили, инор Хофмайстер, – возразила я. – Не думаю, что вы вообще кого-нибудь любили, кроме себя.

– Что мне нравится у орков, – задумчиво сказал Эдди, – это что у них женщины молчат, если их не спрашивают. В Гарме это следует ввести законодательно.

– Да, умение молчать – очень ценное женское качество, – хохотнул Вернер. – Мне эту дуру Монику иной раз кулаком заткнуть хочется. Из нее непрерывно льется всякая чушь.

Его мнение о Монике мне было не слишком интересно, я и так подозревала, что интерес там совсем не к девушке, а к ее деньгам. Единственное, что меня сейчас беспокоило, – удастся мне выбраться или нет. Эдди продолжал меня держать, хотя я не смогла бы от них сбежать, даже если бы они тоже внезапно потеряли Дар. Двое крепких мужчин и сильнее, и быстрее обычной девушки, какой я сейчас была. Но на окно я все же посмотрела – всего в нескольких шагах от меня, но недостижимо.